Илья Старинов - Мины ждут своего часа

Здесь узнали, что в то время, когда немецкие самолеты приближались к военному городку, из округа была получена телеграмма, предупреждающая о возможном нападении немцев «в течение 22–23 июня». Телеграмма предписывала «не поддаваться ни на какие провокации, могущие вызвать большие осложнения», и в то же время предлагала встретить немецкие войска в полной готовности.

О том, что началась война и что нужно действовать не опасаясь последствий, стало ясно лишь из телеграммы, отправленной штабом округа в 5 часов 25 минут. «Поднять войска и действовать по-боевому», — гласила она.

Посоветовавшись, мы решили возвратиться в Минск. За указаниями.

К 12 часам добрались до Пинска и увидели растерзанный вражеской авиацией наш военный аэродром. Больно было смотреть на горящие разбитые машины.

Между бушующими пожарами кипела работа. Летчики и персонал аэродромного обслуживания, презирая опасность, спасали то, что уцелело от вражеских бомб и огня.

И все же мы упрямо думали, что только здесь врагу удалось застать наши войска врасплох, что на других направлениях советские самолеты бомбят врага. Ведь было так много данных о подготовке нападения!

В Пинске местные власти попросили у нас консультацию по строительству бомбоубежищ. Они были уверены, что до их города, расположенного менее чем в двухстах километрах от границы, враг, конечно, не дойдет, но от ударов с воздуха надо поостеречься. Поговаривали также о борьбе с возможными воздушными десантами противника. Мужчины, подлежащие мобилизации, шли в военкоматы еще до получения повесток…

Из Пинска мы выехали на грузовой машине вместе с семьями военнослужащих, эвакуировавшихся на восток. Смеркалось. По сторонам дороги тянулись колхозные луга. Там, как всегда, работали люди. Нас встречали расспросами. Недобрые вести принимались с непоколебимой внутренней уверенностью, что враг далеко не продвинется.

Ночь застала нас неподалеку от железной дороги Барановичи — Минск. В темном небе то и дело пролетали вражеские самолеты. Издали доносился гром взрывов. Где-то неподалеку горели станционные постройки и мирные белорусские деревни.

На ночлег мы остановились в небольшом селе километрах в тридцати восточнее Барановичей. Несмотря на поздний час, жителям села не сиделось в избах. Они окружили машину. За каждым их вопросом, за каждым словом стояла большая дума о судьбе Родины.

Запомнился председатель местного колхоза. Этот рано поседевший человек стал коммунистом еще до воссоединения Западной Белоруссии с Советским Союзом. Он спокойно поведал, что в селе уже создана дружина для борьбы с вражескими шпионами и диверсантами. На вооружении дружины есть охотничье ружье…

Не забыть мне и сутулого, но крепкого старика, который долго отмалчивался, стоя в сторонке, а потом, кашлянув в кулак, заставил всех приумолкнуть.

— Не собирался я на старости лет побывать в Берлине, да, видно, придется, — сказал дед и с сердцем воткнул в землю вилы.

— Тебя, дядя Петр, в армию не возьмут. Возраст не тот, — возразили ему.

— Сам пойду, — невозмутимо откликнулся старик.

Не мог я предположить тогда, что слова эти в какой-то мере сбудутся. Не под Берлином, а в здешних лесах довелось партизанить Петру Копачу…

На следующее утро мы въезжали в столицу Белоруссии.

Минск тоже горел. На окраине валялся побитый при бомбежке скот.

Штаб округа стал штабом Западного фронта и уже готовился к отходу на восток. Положения на фронте здесь никто толком не знал. Связь с войсками систематически нарушалась.

Начальник инженерного управления генерал П. М. Васильев сообщил:

— Сегодня с утра на основании директивы Наркома обороны наши войска наносят контрудары по врагу. Утешительных результатов пока нет. Пограничники докладывают, что на Западном Буге и Немане противнику удалось захватить в целости важнейшие мосты, в том числе и минированный железнодорожный мост в Бресте…

С большим трудом нам удалось связаться с ГВИУ. Оттуда последовал приказ: немедленно возвращаться в Москву.

Регулярного движения по железной дороге уже не было. Генерал Васильев дал нам машину. Прощаясь, оп просил передать руководству Главного военно-инженерного управления, чтобы ускорили доставку противотанковых мин и взрывчатых веществ.

24 июня; в полдень, мы были уже в Москве. Столица заметно изменилась: на улицах и площадях стало меньше людей и машин, появилось много военных, повсюду велись маскировочные работы. Делались попытки изменить вид города с воздуха: камуфлировались здания, строились ложные сооружения.

Ко Второму дому Наркомата обороны, месту нашей работы, мы подъехали в обеденное время, но обеденного перерыва теперь не существовало. Нас немедленно принял начальник Управления военно-инженерной подготовки М. А. Нагорный. Вместе с ним сразу же направились к генералу И. П. Галицкому. С недавнего времени он исполнял обязанности начальника ГВИУ [16] Генерал-майора инженерных войск А. Ф. Хренова накануне войны переместили на должность начальника инженерного управления Московского военного округа. — Прим. авт. и в первые дни войны делал все возможное, а иногда, казалось, и невозможное для налаживания инженерного обеспечения боевых действий Красной Армии.

Мы доложили обстановку на Западном фронте и передали просьбу начальника инженерных войск фронта.

— Не один Васильев во взрывчатых веществах и минах нуждается, — вздохнул Галицкий.

Домой наведаться не удалось, хотя и проезжал почти мимо. Столицу уже затемняли. Кое-где в витринах магазинов появились Окна ТАСС. Люди толпились перед ними, но шуток не слышалось. Стихи на плакатах, претендовавшие на юмор, как видно, не очень гармонировали с душевным настроением тех, кому они предназначались.

Информационная сводка за 23-е число сообщала, что вражеское вторжение отбивается с большими потерями для противника. Наши войска уничтожили 300 танков, захватили свыше 5000 пленных. Однако Брест и Ломжа были оставлены.

Наше управление фактически превращалось в штаб инженерных войск Красной Армии со всеми вытекающими отсюда обязанностями. Необходимо было формировать новые части, организовать курсы для подготовки специалистов по минновзрывным заграждениям, маневрировать имевшимися в нашем распоряжении силами и средствами.

Хотелось верить, что враг действительно уже остановлен и вот-вот будет отброшен. Но положение на фронтах все ухудшалось. Враг захватывал все новые города, важные узлы путей сообщения и связи. Мобилизационные планы на значительной территории Советского Союза были нарушены.

Утром 26 июня меня вызвал полковник Нагорный и неожиданно объявил: