Валентина Краскова - Серые кардиналы Кремля

Подобно начинаниям Федора Ртищева, многие идеи Афанасия Нащокина также нашли свое продолжение в реформаторском движении Петра Великого.

Этот политик обладал способностью наблюдать, понимать и направлять общественное мнение, имел самостоятельные взгляды на вопросы, которые ставило перед государством время, а также достаточно хорошо разработанную программу для их решения. Своей целеустремленностью и энергичностью он отличался от коллег, которые по традиции являлись лишь орудием царской воли и действовали, подчиняясь давно заведенному порядку. Они были врагами всего нового, что могло привести к исчезновению национальной самобытности. Ордин-Нащокин видел в этом преклонении перед традицией лишь преграду для нормального развития русского общества и его верную гибель.

Этот политический деятель весьма интересен для нас, поскольку он вел двойную подготовку реформы Петра Великого. Во-первых, никто из его единомышленников не высказал так много преобразовательных идей и планов, как Ордин-Нащокин. Во-вторых, ему же самому и приходилось готовить почву для возникновения этих новых революционных идей.

Провинциальное происхождение не давало Афанасию Лаврентьевичу никаких преимуществ перед спесивым царским окружением. Ему пришлось приложить много усилий прежде, чем занять свое место в правительстве. Родившись в семье скромного псковского помещика, он едва ли мог надеяться на хорошее будущее. Однако судьба вывела его из неизвестности, дав возможность послужить Отечеству своими благими начинаниями.

Его стали замечать еще при царе Михаиле; несколько раз назначали в посольские комиссии по размежеванию границ со Швецией. В начале правления Алексея Михайловича он был уже достаточно известен как подающий надежды политик и усердный слуга Московской державы. А после подавления псковского бунта в 1650 году последовало счастливое восхождение Нащокина по служебной лестнице. Когда в 1654 году началась война с Польшей, ему был поручен чрезвычайно трудный пост, с которым он успешно справился: во главе небольшого военного отряда Нащокин должен был охранять московскую границу со стороны Литовского княжества и Ливонии.

Во время войны со Швецией (1656 г.) его часто назначали воеводой завоеванных русской армией городов. Вот здесь и проявились его незаурядные дипломатические способности. В 1658 году благодаря усилиям Афанасия Лаврентьевича было заключено так называемое Валиесарское перемирие, условия которого превзошли ожидания даже самого царя Алексея Михайловича. Россия получила выход к Балтийскому морю, за ней на время перемирия (3 года) оставались города, занятые к тому моменту русскими войсками, а также восстанавливались торговые связи между двумя недавними противниками.

В 1665 году Ордина-Нащокина поставили воеводой в его родном Пскове. Находясь на этой должности, он и тут добился весьма важных успехов: после утомительных восьмимесячных переговоров с польскими уполномоченными он заключил в январе 1667 года Андрусовское перемирие с Польшей, положив тем самым конец опустошительной тринадцати летней войне. В переговорах Нащокин показал не только свое умение ладить с иностранцами, но и проявил дипломатическую сообразительность, запросив у поляков помимо Смоленской и Северской земель и восточной Малороссии также западный Киев с округом.

После заключения Андрусовского перемирия Афанасий Лаврентьевич еще больше возвысился в глазах царя и московского правительства. Городовой дворянин по рождению, он был пожалован в бояре и назначен главным управителем Посольского приказа с громким титулом «царской большой печати и государственных великих посольских дел сберегателя», т. е. стал государственным канцлером.

У Нащокина появилась отличная возможность для более пристального наблюдения за европейским образом жизни. Сам он владел польским, немецким и латинским языками, был образованным человеком своего времени. Все это способствовало его превращению в ревностного поклонника Запада и жестокого критика отечественного быта. В его сознании произошел настоящий переворот, позволивший ему отрешиться от национальной замкнутости и исключительности и выработать свое особое политическое мышление. Он первым из русских провозгласил правило: «доброму не стыдно навыкать и со стороны, у чужих, даже у своих врагов».

Такое направление ума совмещалось у Нащокина с категоричной принципиальностью. Он считал своим долгом укорять коллег по правительству в их несообразительности. В письмах и докладах царю Афанасий Лаврентьевич постоянно высказывал свое недовольство работой государственных учреждений и военных ведомств, приказными обычаями и московским бытом в целом.

Понятно, что он был чужим среди мыслившего по старинке царского окружения. Каждый шаг вперед соответственно увеличивал число его недоброжелателей. Поэтому Нащокин вынужден был прибегать к хитрости и лукавству, чтобы не лишиться расположения Алексея Михайловича, не терпевшего надменности и склочности в своем окружении. Перед царем он играл роль и покорного и недалекого подданного, которого никто не понимает, но все стараются обидеть. «Перед всеми людьми, — писал он самодержцу, — за твое государево дело никто так не вознена-вижен, как я». Когда возникали сложности с коллегами, он всякий раз просил царя отставить его от службы, как неудобного и неумелого слугу, от которого только страдает общий государственный интерес. А тот, оставаясь в неведении относительно такой показной смиренности, уговаривал советника не думать о неприятностях, уверял, что ему никто и ничто не угрожает и что он всегда готов защитить его от различных посягательств. Царь даже пригрозил опалой тем боярам, которые вели открытую вражду с Афанасием.

До нас дошли служебные донесения, записки и доклады Нащокина царю, очень важные для понимания его прогрессивной деятельности. Несмотря на то что в этих документах Афанасий Лаврентьевич больше порицает существующее положение дел и полемизирует с противниками, можно вычленить ряд идей и проектов, которые при надлежащей практической разработке могли бы стать основными во внутренней и внешней политике.

Главная идея Афанасия Лаврентьевича по улучшению жизни русского общества заключалась в том, чтобы во всем брать пример с Запада, все делать «с примеру сторонних чужих земель». Но не все, по его мнению, подходило для русского быта. «Какое нам дело до иноземных обычаев, — говорил он. — Их платье не по нас, а наше не по них». Этим он отличался от своих единомышленников, пытавшихся соединить общеевропейскую культуру с национальной самобытностью Руси.

Нащокин также не мог примириться с духом и привычками московской администрации, которая руководствовалась в своей деятельности лишь личными мотивами, а не интересами государственного блага. «У нас, — пишет он, — любят дело или ненавидят его, смотря не по делу, а по человеку, который его делает: меня не любят, а потому и делом моим пренебрегают». Позже этот принцип: «дело в деле, а не в лицах» был взят на вооружение Петром I, который ценил и держал при себе прежде всего преданных профессионалов.