Валентина Краскова - Серые кардиналы Кремля

«Роль Кагановича в строительстве первой очереди метро была огромной. Он вникал во все детали проектирования и строительства, спускался в шахты и котлованы, пробирался, согнувшись, по мокрым штольням, беседовал с рабочими. Помню техническое совещание, которое он проводил под землей в шахте на площади Дзержинского, где были сложности проходки. Было известно, что Каганович инкогнито ездил в Берлин для изучения берлинского метро. Вернувшись, он говорил, что в Берлине входы в метро — дыра в земле, а у нас должны быть красивые павильоны.

Желанием Кагановича было, чтобы первая очередь метро была готова «во что бы то ни стало»… к 17-й годовщине Октября — 7 ноября 1934 года. На общемосковском субботнике 24 марта 1934 года, где Каганович сам действовал лопатой, его спросили о впечатлениях; он ответил: «Мои впечатления будут 7 ноября». Поэт А. Безыменский написал в связи с этим стихи: «То метро, что ты готовишь, силой сталинской горя, пустит Лазарь Каганович в день седьмого ноября». Сроки были передвинуты после того, как в апреле шахты метро в отсутствие Кагановича посетил Молотов в сопровождении Хрущева и Булганина. Стало известно (очевидно, были серьезные сигналы) о плохом качестве работ из-за спешки, что грозило неприятностями в будущем. О сроках пуска перестали писать…»

Первая очередь Московского метрополитена была пущена в середине мая 1935 года. Сталин сам испытал это детище своего помощника, прокатившись «вместе с народом» из конца в конец линии и обратно. Метро тотчас было присвоено имя Кагановича.

Немного ранее, когда строительство первой ветки только завершалось, 14 июня 1934 года, вождь устроил в Кремле совещание, посвященное Генплану Москвы. По выражению Кагановича, на нем присутствовали, кроме членов Политбюро, «50 архитекторов и планировщиков, работающих по оформлению нашей столицы». Сталин предложил создать по всему городу крупные зеленые массивы. «Предложение» было оживленно подхвачено: в проект немедленно включили ликвидацию кладбищ — Дорогомиловского, Лазаревского, Миусского, Ваганьковского.

После встречи в Кремле начались кощунственные разрушения. Были снесены Златоустовский, Сретенский, Георгиевский монастыри, Сухарева башня, церковь Сергия Радонежского на Большой Дмитровке, церкви Крестовоздвиженская и Дмитрия Солунского, Никольский греческий монастырь напротив Большого театра и уничтожены могилы А. Д. Кантемира и его отца, молдавского господаря начала XVIII века; в октябре снесли церковь Троицы на Полях, а на ее место был перенесен памятник Ивану Федорову; рядом с этой церковью был разрушен дом, в котором в 1801 году жил Н. М. Карамзин.

Перечень разрушений культурных и материальных ценностей при Кагановиче можно продолжать очень долго. С лица земли были стерты храм Христа Спасителя, церковь Михаила Архангела на Девичьем поле, церковь Св. Екатерины в Кремле у Спасской башни, дома, в которых родились Пушкин и Лермонтов, и многое другое. Из 104 зданий, перечисленных в списке 1932 года, погибло 29. Оставшиеся 75 московских памятников архитектуры 20 марта 1935 года ВЦИК наконец-то взял под свою охрану.

Тем не менее роль Кагановича в строительстве Москвы велика. Современники вспоминали о нем как об энергичном, работоспособном, дотошном руководителе и умелом организаторе. Но методы командно-административного руководства, как мы знаем, не могут быть эффективными. Не случайно при нем прокатилась волна разоблачения «формалистов», «урбанистов», «дезурбанистов», а архитектурные дискуссии и конкурсы сменились диктатом и интригами. Весь этот набор средств строго соответствовал историческим реалиям того времени, когда партийная идеология довлела над государством и вмешивалась во все вопросы его жизнедеятельности. Не будучи архитектором, Каганович указывал, что новое здание Театра Красной Армии нужно строить в форме пятиугольной звезды. Это решение не имело смысла, поскольку увидеть звезду можно было разве что только с вертолета. При этом сталинском наркоме были построены Дом Общества политкаторжан, Военная академия им. Фрунзе, Военно-политическая академия им. Ленина на Садовой, Северный речной вокзал, здание комбината газеты «Правда», здания наркоматов — Наркомлеса, Наркомзема, Наркомлегпрома и прочие.

1935 год был звездным часом Лазаря Кагановича. Но он взобрался уже на такую вершину своей популярности, с которой, по негласным законам того времени, должно было неизбежно начаться медленное или стремительное падение. Сталин не терпел помощников, которые затмевали его личную славу. Он никому не позволял быть человеком «номер два». В глазах народа Каганович уже стал «ближайшим соратником» и «лучшим учеником» вождя. Сам вождь не подтверждал и не опровергал эту версию, но в нем уже зрело недовольство своим счастливым выдвиженцем.

В последний день зимы 1935 года произошла частичная «рокировка» должностей: нарком путей сообщения А. А. Андреев стал секретарем ЦК ВКП(б), а Каганович был поставлен на его место. Он передал руководство Московской городской и областной партийной организацией Н. С. Хрущеву, которого прежде выдвинул сначала на роль руководителя Бауманского и Краснопресненского райкомов партии, а затем сделал своим замом по Московской организации. На первый взгляд назначение Лазаря Кагановича на один из сложнейших хозяйственных участков, каким являлся железнодорожный транспорт в огромной стране, не выглядело как опала. Наоборот, оно было преподнесено едва ли не как повышение: всюду подчеркивалось, что железнодорожникам оказана большая честь; на всех вокзалах были вывешены портреты нового наркомпути; без конца повторялось: «Под руководством тов. Л. М. Кагановича выведем транспорт на широкую дорогу побед». Однако в действительности новая должность никак не могла способствовать росту политической карьеры Кагановича. И уже не за горами было то время, когда он, оставаясь наркомом путей сообщения, навсегда уйдет во «вторую шеренгу».

Первые признаки сталинской немилости не заставили себя долго ждать. 12 июля 1935 года Каганович участвовал в поездке на Тушинский аэродром. Рядом с вождем, кроме него, находились Ворошилов, Андреев, Хрущев и Косырев. Был устроен воздушный праздник. Четыре парашютистки, приземлившиеся на виду у гостей, преподнесли каждому по букету цветов. Только «Лазарь Моисеевич был обделен таким трогательным вниманием советских спортсменок. Казалось бы, стоит ли придавать значение такой бытовой мелочи? Но люди, разбиравшиеся в подоплеке взаимоотношений вождя и его окружения, не могли не заметить столь красноречивого факта. Сам Каганович задал себе вполне своевременный вопрос: случайность это или сигнал? Подозрения усилились, когда после отбытия гостей аэроклуб, по традиции тех лет, предпринял восторженные обращения — но только к Сталину и Ворошилову, позабыв о «ближайшем соратнике». Тем же летом был опубликован список именных самолетов-гигантов. Самолет «Лазарь Каганович» шел восьмым по счету, пропустив вперед имена Калинина, Молотова, Ворошилова, Орджоникидзе.