Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Многие из гостей отправились смотреть кино, однако Мэри, которая по-прежнему ощущала недомогание, решила удалиться в отведенную ей комнату. Позже, оживившись под действием чая, она оделась на вечерний бал: «Я была в новом вишнево-красном [платье], пояс с серебряной вышивкой, серьги с бриллиантами (это стразы!)».

Вначале устроили общий ужин, затем – танцы, которые она сочла изумительными: «Прямо как до войны».

Она танцевала с французом по имени Жан-Пьер Монтень. «Мне было невероятно весело – я вальсировала с Жаном-Пьером, без стеснения, безумно и очень быстро – огромное удовольствие. Пропустила лишь несколько танцев».

Легла в постель она уже в полпятого утра, «со стертыми ногами, усталая, но такая счастливая».

И совсем расхворавшаяся.

В Дитчли же Черчилли вместе с Рональдом и Нэнси Три, владельцами поместья, готовили в эту субботу блестящий вечер для своего почетного гостя – американского эмиссара Гарри Гопкинса. Прибыли самые разные гости, в том числе Оливер Литтлтон, министр торговли.

«Ужин в Дитчли проходит в изумительной обстановке», – в этот же вечер записал Джон Колвилл в дневнике. Освещение давали только свечи – на стенах, на столе, в большой люстре под потолком. «Стол украшен без чрезмерности: четыре позолоченных подсвечника с высокими и тонкими восковыми свечами желтого цвета, одна позолоченная чаша посередине». Сам ужин был роскошный, кушанья «соответствуют обстановке», решил Колвилл, хоть он и счел, что трапеза получилась менее изысканной по сравнению с тем, какой она была бы до начала кампании против «излишеств», недавно затеянной министерством продовольствия [838] Colville, Fringes of Power , 1:395. .

После ужина Нэнси, а также Клементина и другие гостьи покинули столовую. За сигарами и бренди Гопкинс проявил очарование, не сочетавшееся с его обликом человека, находящегося на смертном одре. Он принялся расхваливать Черчилля за его речи и заметил, что в Америке их приняли очень хорошо. По его словам, во время одного из совещаний кабинета Рузвельт даже распорядился, чтобы в комнату принесли радиоприемник, дабы все могли ознакомиться с образчиком великолепного ораторского мастерства Черчилля. «Премьера это тронуло, он был очень доволен», – писал Колвилл.

Вдохновившись похвалами и разогревшись с помощью бренди, Черчилль развернул паруса и пустился в монолог, где вкратце пересказал кровавую сагу прошедших событий войны, перечислив основные вехи в хронологическом порядке. Пламя свечей отражалось в увлажнившихся от бренди глазах гостей. В конце концов он обратился к вопросу о военных задачах Британии и о мире будущего. Он изложил свои представления о Соединенных Штатах Европы, с Британией в роли их архитектора. Складывалось впечатление, что он выступает в палате общин, а не в тихом загородном доме, перед небольшой группой мужчин, слегка расслабленных сигарами и алкоголем. «Мы не ищем богатств, – заявил Черчилль, – мы не стремимся к территориальным приобретениям, мы стремимся лишь к тому, чтобы человек мог реализовать свое право быть свободным, молиться своему богу, вести свою жизнь как ему хочется, не подвергаясь преследованиям. Когда скромный труженик возвращается вечером с работы и видит, как дым из трубы его коттеджа поднимается в безмятежное вечернее небо, мы хотим, чтобы он знал: никакой тук-тук-тук-тук, – Черчилль громко постучал по столу, – из тайной полиции не явится к нему, чтобы помешать его досугу или прервать его отдых». Он заявил, что Британия стремится лишь к формированию правительств на основе народного согласия, к соблюдению свободы говорить что пожелаешь, к равенству всех перед законом. «Но у нас нет никаких военных задач, помимо этих» [839] Gilbert, War Papers , 3:68–69; Colville, Fringes of Power , 1:396. .

Черчилль умолк. И посмотрел на Гопкинса:

– Что на все это скажет президент?

Гопкинс не спешил с ответом. Витые осколки свечного сияния отражались в хрустале и серебре. Его молчание длилось так долго, что даже стало каким-то неуютным: он безмолвствовал почти минуту, а при столь тесном общении казалось, что это очень долго. Тикали часы; в камине с шипением бродили языки пламени; огоньки свечей исполняли свой безмолвный левантинский танец.

Наконец Гопкинс заговорил.

– Знаете, мистер премьер-министр, – начал он, демонстративно растягивая слова по-американски, – сдается мне, что президенту на все это наплевать.

Оливер Литтлтон (занимавший также должность личного советника Черчилля) ощутил укол тревоги (как он отмечал в дневнике). Может быть, расчеты Черчилля оказались неверны? «Господи помилуй, – думал он, – все пошло не так…» [840] Gilbert, War Papers , 3:69.

Гопкинс устроил вторую паузу, тоже довольно длинную.

– На самом деле, – протянул он, – нас одно интересует – чтоб этому паскудному сукину сыну Гитлеру как следует всыпали.

Громкий смех (особую громкость ему придавало чувство всеобщего облегчения) сотряс собравшихся за столом.

Вошла миссис Три и мягко, но решительно направила Черчилля и остальных в домашний кинотеатр Дитчли – смотреть вышедший в прошлом году фильм «Бригам Янг», где Дин Джаггер играл Янга, лидера мормонов, а Тайрон Пауэр – одного из его последователей [841] Бригам Янг (1801–1877) – американский проповедник, второй президент мормонской Церкви Иисуса Христа Святых последних дней, организатор переселения мормонов в район Большого Соленого озера и строительства Солт-Лейк-Сити (в 1846–1847 годах). – Прим. пер . . (Премьера картины, прошедшая в Солт-Лейк-Сити, произвела сенсацию: за первые дни фильм посмотрели 215 000 человек, притом что население города в то время составляло всего 150 000.) Затем последовала немецкая кинохроника. В одном из выпусков показывали встречу Гитлера и Муссолини, прошедшую 18 марта 1940 года на альпийском перевале Бреннер, между Австрией и Италией. Эта встреча, «со всеми своими помпезными приветствиями и прочими нелепостями, – писал Колвилл, – смотрелась потешнее, чем любая сцена из чаплиновского "Великого диктатора"» [842] Colville, Fringes of Power , 1:397. .

Черчилль и его гости отправились спать в два часа ночи.

В Лондоне в эту ночь во время интенсивного немецкого авианалета одна из бомб попала в станцию метро «Банк». Погибли 56 человек из тех, кто использовал ее в качестве убежища. Некоторых вышвырнуло перед приближающимся поездом. Возраст жертв составил от 14 до 65 лет; среди них оказался полицейский по фамилии Биглз, 60-летняя русская женщина Фанни Зифф, а также 16-летний юноша с мрачно-подходящей фамилией: его звали Гарри Роуст [843] Roast – жареное мясо ( англ .). – Прим. пер . .

На южном берегу Темзы воздух был пропитан запахом подгоревшего кофе: сотня тонн этого продукта пылала на складе в Бермондси.