Эрик Ларсон - Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Он планировал невероятно масштабную атаку с моря: «Высадка будет произведена в форме внезапного пересечения пролива на широком фронте – от района Рамсгейта до области западнее острова Уайт». Сюда попадали и те участки английской береговой линии, где находились пляжи Па-де-Кале, самой узкой части Ла-Манша. (Его военачальники предполагали, что огромная армада из 1600 различных плавсредств доставит первую волну десанта – 100 000 человек.) Гитлер писал, что разработку плана операции «Морской лев» и подготовку к ней надо полностью завершить к середине августа. Он выделил промежуточные цели, которых следовало достичь, прежде чем можно будет начать вторжение. Первоочередной среди них стала такая: «Английские военно-воздушные силы необходимо так сократить и так ослабить морально и физически, чтобы они были не в состоянии предпринять сколько-нибудь серьезную атаку на перебрасываемые через пролив немецкие войска».

Между тем в семье Черчилль внезапно разразился небольшой, но острый кризис [385] Ogden, Life of the Party , 100; Smith, Reflected Glory , 71. .

К июлю Памела Черчилль прониклась уверенностью, что у нее родится мальчик. Она решила назвать его Уинстон Спенсер Черчилль – в честь премьер-министра. Но в том же месяце герцогиня Мальборо, чей муж был двоюродным братом Черчилля, родила мальчика и попыталась застолбить это имя за собственным сыном.

Памела, подавленная и разгневанная, в слезах явилась к Черчиллю, упрашивая его что-нибудь предпринять. Премьер согласился, что он имеет полное право распоряжаться своим именем и что оно больше подобает его внуку, чем его племяннику. Он позвонил герцогине и прямо объявил ей: имя принадлежит ему и оно будет дано новорожденному сыну Памелы.

Герцогиня запротестовала: ребенок Памелы еще даже не родился, поэтому сейчас явно еще даже нет уверенности, что это будет мальчик.

– Разумеется, это будет мальчик, – бросил Черчилль. – Если и не в этот раз, то в следующий.

В результате герцог и герцогиня изменили имя своего отпрыска – назвав его Чарльзом.

19 июля, в пятницу, Гитлер прошествовал на трибуну берлинского оперного театра «Кролль-опера», чтобы обратиться к рейхстагу, высшему законодательному органу страны, который заседал в этом здании с тех пор, как в 1933 году знаменитый пожар Рейхстага сделал официальную резиденцию этого органа непригодной для работы. На возвышении рядом с Гитлером восседал шеф люфтваффе Геринг, большой и веселый, «словно счастливый ребенок, забавляющийся своими игрушками в рождественское утро», как писал американский корреспондент Уильям Ширер, ставший свидетелем этой речи. Тогда же Ширер отметил: «Он играл не только с электрическим поездом на чердаке Каринхалла, но и со смертоносными игрушками вроде бомбардировщиков "Штука"!» [386] Shirer, Berlin Diary , 363. Ширер называет геринговскую резиденцию Карин-Халл; я же для единообразия везде изменил это название на Каринхалл [Carinhall]. В этот вечер Герингу и дюжине генералов предстояло повышение в звании: генералов производили в фельдмаршалы, а Герингу, который уже и без того был фельдмаршалом, присваивали новосозданное звание рейхсмаршала. Гитлер отлично знал своего приспешника. Он понимал, как необходимы Герингу особое внимание и сверкающие медали.

В эту же пятницу, несколько раньше, министр пропаганды Йозеф Геббельс избрал в качестве главной темы традиционного утреннего совещания эту речь и ее возможный эффект (во всяком случае так явствует из протокола встречи). Он предупредил, что за рубежом реакция на нее, скорее всего, достигнет апогея лишь через два-три дня, но это выступление наверняка поляризует общественное мнение в Британии – возможно даже, что Черчиллю придется уйти в отставку. В протоколе указано: «Министр подчеркивает, что сегодня вечером решится судьба Британии» [387] Boelcke, Secret Conferences of Dr. Goebbels , 67. .

Гитлер заговорил, и Ширер, сидевший в зале, снова поразился его ораторскому искусству. «Замечательный артист, – записал он в дневнике, – великолепно умеет управляться с сознанием немцев» [388] Shirer, Berlin Diary , 362. . Он диву давался, как это Гитлер ухитряется представлять себя и завоевателем, и скромным искателем мирного соглашения. Кроме того, журналист заметил, что Гитлер вещает в более низкой тональности, чем обычно, и без свойственной ему театрализованности. Конечно, фюрер все равно с грацией кобры использовал язык тела, чтобы подчеркивать и усиливать мысли, которые он стремился донести до аудитории, время от времени иронически вскидывая голову. Внимание Ширера особенно привлекло то, как Гитлер задействует кисти рук. «Сегодня вечером он использовал руки совершенно блестяще – казалось, он выражает себя с помощью жестов и поз в той же мере, как и с помощью слов и интонаций».

Первым делом Гитлер дал беглый обзор уже произошедших событий текущей войны, возложив вину за нее на евреев, масонов и англо-французских «поджигателей войны», главным из которых он считал Черчилля. «Я чувствую глубокое отвращение к такого рода нечистоплотным политикам, которые губят целые народы и государства», – заявил Гитлер [389] Расшифровку этой речи см. в: Vital Speeches of the Day , 6:617–625, www.ibiblio.org/pha/policy/1940/1940–07–19b.html . . Он представил теперешнюю войну как поход за возрождение чести Германии, за спасение народа из-под гнета Версальского договора [390] Версальский мирный договор (подписан 28 июня 1919 года) – важнейший из серии мирных договоров, официально завершивших Первую мировую войну. Согласно его условиям, Германия должна была, в частности, отказаться от ряда своих территорий (в том числе от всех колоний) и выплачивать репарации странам-победительницам. На Германию возлагалась вся ответственность за развязывание войны. Состав ее вооруженных сил резко сокращался (в частности, Германии запрещалось иметь подводный флот, военную и морскую авиацию, бронетехнику). – Прим. пер . . Он поздравлял с успехами свою армию и генералов, назвав многих по имени. Кроме того, он особо выделил Рудольфа Гесса, своего официального заместителя; Генриха Гиммлера, шефа «сил безопасности» – СС; Йозефа Геббельса; а также Геринга, явного фаворита среди этих четверых (он уделил ему несколько минут безудержных похвал).

«На протяжении всего выступления Гитлера, – отмечал Ширер, – Геринг, склонившись над столом, то жевал карандаш, то царапал крупными каракулями заметки об этой речи, которые он должен был сделать по ее итогам. Он грыз карандаш, он хмурился, он усердно водил грифелем – словно школьник, корпящий над сочинением, которое надо сдать к концу урока». Время от времени Геринг растягивал рот в улыбке и принимался аплодировать, мощно ударяя своими крупными ладонями друг об друга. Гитлер объявил о повышении Геринга в звании и протянул ему коробку, где лежали новые знаки различия для его формы. Геринг приоткрыл коробку, заглянул внутрь и затем снова стал жевать карандаш. Его «мальчишеская гордость и удовлетворение были почти трогательны – притом что это, конечно, был закоренелый убийца», писал Ширер [391] Shirer, Berlin Diary , 363–364. .