Сергей Нечаев - Джакомо Казанова. Величайший любовник или авантюрист-неудачник?

Произошло это следующим образом. Через шесть месяцев своего нахождения в Лондоне Казанова начал сильно скучать, так как все это время у него не было возлюбленной. «Такого со мной еще не было, и причина оставалась мне неясной», — честно написал он по этому поводу. С мужчинами такое иногда случается — ну никто вокруг не нравится. Кто-то в таких случаях начинает пить, кто-то с головой уходит в работу… Казанова нашел иное решение. Он дал объявление:

Сдам меблированную квартиру на втором этаже и приглашаю одинокую и независимую девушку, говорящую по-английски и по-французски, которая не станет принимать визитеров как днем, так и ночью. Владелец квартиры ищет не выгоды, а общения.

Это довольно откровенное объявление произвело сенсацию, и он стал принимать десятки молодых женщин, но всех их в конце концов отослал прочь.

Все было не то.

На двенадцатый день к нему пришла очень красивая девушка, назвавшаяся именем Шарпийон.

Как выяснилось, это была не первая их встреча. Первая случилась гораздо раньше — четыре года назад, в Париже. Находясь в ювелирной лавке, Казанова тогда заметил хорошенькую девочку, которая упрашивала сопровождавшую ее женщину купить ей серьги, цена которых, по мнению этой женщины, была слишком высока. В тот момент Казанова был вполне обеспечен и лишние три луидора не могли отразиться на состоянии его кошелька. К тому же ему всегда нравилось делать широкие жесты, и он, недолго думая, купил девочке серьги, совершенно не подозревая, какую зловещую роль она еще сыграет в его жизни.

Казанова вскоре забыл об этой встрече, но девочка запомнила его и теперь решила не упускать: ведь если господин тогда был так щедр «просто так», то сколько же можно было поиметь с него сейчас, если взяться за дело с умом…

Ей было семнадцать лет. Ее бабушка Катарина Бруннер, дочь пастора, была родом из Берна и взяла себе фамилию своего любовника, от которого имела четырех дочерей. Так она стала Катариной Аугшпургер, ее дочь — Розой-Элизабет Аугшпургер, а внучка, то есть девушка, о которой идет речь, — Марианной Аугшпургер по прозвищу Шарпийон. В 1759 году она приехала в Лондон и стала кормить себя и всю семью своими прелестями.

Надо сказать, что она обладала поистине ангельской внешностью. Волосы у нее были русые, глаза — голубые, а кожа — белоснежная. Грудь ее, хотя и небольшая по размерам, отличалась совершенством формы, а походка была уверенная и исполненная достоинства. Любой, кто видел ее впервые, был уверен, что перед ними сама чистота и невинность. Но впечатление это было обманчивым.

Едва увидев Казанову, она воскликнула:

— Как, вы в Лондоне уже давно, и мы смогли увидеться только сейчас!

После этого она пригласила его на обед в свой дом. Там он сразу узнал ее мать (бывшую куртизанку, а проще говоря — ту еще потаскуху). Скоро пришли бабушка Катарина, тетки и некий тип по имени Анж Гудар, которого Казанова знал по Парижу. Официально он считался писателем, но на самом деле был бессовестным авантюристом, готовым на все, лишь бы раздобыть денег.

Компания показалась Казанове дурной, но он не смог удалиться. А два дня спустя Шарпийон пришла к нему, чтобы поговорить, как она выразилась, «о деле». Казанова должен занять ее тетке сто золотых гиней на шесть лет, чтобы та могла изготовить и наладить продажу разработанного ею «эликсира жизни».

Вечером Казанова сказал прекрасной Шарпийон, что сто гиней для ее тетки готовы, а потом попытался овладеть ею, но напрасно. Она оттолкнула его и со смехом сказала:

— Вы никогда не сможете взять меня ни деньгами, ни силой.

Казанова не особенно и расстроился. Подумаешь, недотрога… Он был уверен, что через пару недель и не вспомнит о ней. Однако рано утром к нему пришла за обещанной сотней гиней [12] Гинея (guinea) — так называлась английская золотая монета, имевшая хождение с 1663-го по 1813 год. Это была первая английская золотая монета, отчеканенная машинным способом. Вес гинеи колебался в пределах 8,3–8,5 г, содержание золота превышало 90 %. Ну, а такое странное название у монеты появилось потому, что впервые она была отчеканена в 1663 году из золота, привезенного из Гвинеи. тетка Шарпийон и заявила:

— Моя племянница — всего лишь ребенок, но у нее нежное сердце. Она вас любит. Она сама мне об этом сказала, но она боится, что ваше чувство — это всего лишь каприз.

— И вы можете доказать мне, что это правда? — спросил удивленный Казанова.

— Конечно. Я провожу вас к ней, и, поверьте, вы не вернетесь домой неудовлетворенным.

Эти слова заставили Казанову вскочить. А вот следующие слова вообще разожгли в его душе пламя.

— Моя племянница сейчас принимает ванну. Я провожу вас до ее комнаты и она сама скажет, что она хочет.

— В комнате, где она принимает ванну? — взволнованно переспросил Казанова. — Вы не обманываете меня?

— Нет, конечно, следуйте за мной.

Потом она привела его домой и буквально втолкнула в комнату, где сидела в ванне обнаженная Шарпийон. Она гневно закричала, чтобы он вышел. Но он стал пожирать ее взглядами и не подчинился.

Зрелище, надо сказать, было великолепное…

Как-то раз к Казанове зашел Анж Гудар. Шесть месяцев тому назад он представил Шарпийон Франческо Морозини, послу из Венеции, и тот нанял ей меблированный дом, платил пятьдесят гиней в месяц, а когда проводил с ней ночь, еще и оплачивал ужин. В награду Анж Гудар получил от ее матери расписку о том, что после отъезда Морозини Шарпийон подарит ему ночь. Рассказав все это, Анж Гудар показал Казанове эту расписку.

После этого Казанова попросил передать Розе-Элизабет Аугшпургер, что он готов дать сто гиней за ночь с ее дочерью. На следующее утро прибежала возмущенная Шарпийон и обрушила на Казанову страшные упреки, которые, по сути, сводились к одному — он принимает ее за проститутку…

Казанова же сказал, что любит ее. Он и в самом деле совершенно потерял голову от желания, и это было видно невооруженным взглядом. В ответ Шарпийон заявила, что тоже может полюбить его, но для этого он должен четырнадцать дней подряд ухаживать за ней и приходить каждый день.

Напрасно Казанова умолял ее хотя бы об одном поцелуе, четырнадцать дней подряд осыпая предмет своей безумной страсти дорогими подарками. Шарпийон просто издевалась над ним, играя с ним в кошки-мышки. Она буквально изводила влюбленного в нее Казанову, то распаляя его, то удаляясь. Наконец, она пригласила его к себе, и в ее комнате он увидел постель, устроенную прямо на полу. Мать пожелала ему доброй ночи и спросила, не хочет ли он оплатить обещанные сто гиней вперед.

Когда мать ушла, Шарпийон разделась и потушила свечи. Он обнял ее, но она лежала, скрестив руки и ноги, склонив голову к груди и замотавшись в ночную рубашку. Казанова умолял ее, проклинал, пытался бороться, катал ее, как мешок, разорвал ее ночную рубашку, но так ничего и не добился. «Она сопротивлялась мне целых три часа», — написал он впоследствии, и это была чистая правда. Разъяренный и возмущенный Казанова ушел домой, дав себе слово немедленно забыть неприступную и вероломную красавицу. Впрочем, нетрудно догадаться, что этого не произошло, и наш герой, словно завороженный, был и дальше готов плясать под дудку распутной девчонки, стоило той лишь наиграть на ней первые несколько нот «чарующей мелодии любви».