Нина Левина - Дзюдо и кино

Но директором объединения «Юность» меня всё-таки назначил. Карьерный рост продолжался.

Итак, я совершил невероятный скачок по карьерной лестнице — в двадцать восемь лет стал директором объединения детских и юношеских фильмов «Юность». Моя голова кружилась от успеха! Мало того, что до этого я был самым молодым директором фильма в СССР, но чтоб в таком возрасте стать директором объединения — об этом я даже мечтать не мог!

Объединение на тот момент было самым отсталым на киностудии. Глазмана на этом посту несколько лет назад сменил Ротлейдер, старик глубокого пенсионного возраста. Моё назначение означало вливание молодой, свежей крови в работу объединения. Альберт Григорьевич Путинцев мне сразу так и сказал:

— Или ты наведёшь в нём порядок или вылетишь.

— А чего ж столько времени не вылетал предыдущий директор Ротлейдер? — поинтересовался я.

— Ротлейдер — бывший уважаемый чекист, и за его былые заслуги с него спрашивать нельзя было. А с тебя — можно и нужно!

И я, воодушевлённый напутствием, приступил к работе. Теперь я входил в элиту киностудии. Целый этаж отводился под так называемый директорский коридор, и в самом конце этого коридора у меня был личный кабинет. И ещё у меня открылся доступ в директорский буфет, где собиралась только избранная престижная тусовка из представителей руководства киностудии и творческой элиты.

Уходя, Ротлейдер был сильно обижен и не стал сдавать мне дела. Поэтому в первый же рабочий день в новой должности, я решил провести встречу с главным редактором объединения, чтобы она ввела меня в курс дел. Это была крашеная блондинка с когда-то привлекательными формами, и как выразились бы классики, «со следами былой красоты на лице». Я буду упоминать её, используя вымышленное имя Алла Ткачук. На киностудии перед ней многие заискивали, склоняли головы и здоровались первыми, так как она была женой Управляющего делами ЦК Компартии Украины.

В приёмной активно стучала на пишущей машинке, не выпуская из зубов дымящейся сигареты и поглядывая вокруг циничным оценивающим взглядом, секретарша Катя. Её-то я и попросил пригласить ко мне в кабинет Аллу со всеми рабочими сценариями. Катя пошла за Аллой, но через некоторое время вернулась, делая вид, что слегка обескуражена.

— Даже не знаю, как вам сказать, — начала она, якобы смущённо, но я заметил хитринку в её глазах. — Алла просила передать, чтобы вы шли на хрен со своим приглашением. Если вам что-то понадобится, сами к ней придёте.

Отличное начало! В первый же рабочий день меня послала моя подчинённая. И это при моём неоспоримом авторитете среди директоров и заместителей на киностудии. Я нашёл в себе силы сдержаться, спокойно ответил Кате:

— Спасибо, Катя, можешь идти, — и задумался о существующем положении вещей.

Главный редактор, по сути, второй человек в объединении после директора. Значит он должен слаженно со мной работать, признавая моё верховенство, а не вставлять палки в колёса. Я подумал ещё немного и отправился прямиком в плановый отдел. Девчата из планового меня хорошо знали и приветливо заулыбались:

— Что нужно, Сергей Владимирович?

— А дайте-ка мне полную сводку по всем принятым и оплаченным сценариям, запущенным и незапущенным в производство в моём объединении за последние три года…

Девчата выдали мне все необходимые документы. Целую неделю я их тщательно изучал, высчитывал и сводил калькуляцию. Итогом моего недельного кропотливого труда явилось заявление в партийный комитет киностудии, в котором я изложил ситуацию в принятом мной объединении. Я выяснил, что было оплачено, а затем списано огромное количество сценариев, и приводил сумму, на которую был нанесён убыток государству. Также мною были проанализированы сценарии, запущенные в работу — практически все они были ужасны. И это в то время, когда хорошие сценарии продолжали пылиться на полке. Я жёстко описал идеологический убыток, который был нанесён стране и партии. Моё заявление заканчивалось неоспоримыми фактами того, что коммунистка Алла Ткачук провалила работу объединения, и требованием принять на парткоме решение об её увольнении.

Составив такое заявление, я решил сначала подпереться одобрением от КГБ и отправился в Первый отдел на киностудии — отдел контроля соблюдения секретности. Начальником отдела был полковник ГРУ в отставке Степанов Алексей Иванович. Он же являлся заместителем секретаря парткома киностудии. Очень вежливый, далеко не молодой мужчина, всегда демократически одетый, в пиджаке и без галстука, ходил по коридорам киностудии. Но у некоторых работников от его широкой улыбки начинали дрожать коленки. Мне было известно, что Алексей Иванович далеко не так прост, как могло бы показаться на первый взгляд. Лет тридцать назад, когда он входил в кабинет к Лазарю Кагановичу, человеку из ближайшего сталинского окружения, тот первым шёл ему навстречу, спеша поприветствовать. В дальнейшем Алексей Иванович стал моим учителем и наставником, неоднократно спасавшим мою жизнь.

— Ты вообще понимаешь против кого хочешь выступить? — спросил он, внимательно изучив мои бумаги.

— Понимаю, — ответил я. — Но у меня, судя по всему, нет другого выхода. Я пришёл сюда с единственной целью — работать, и не могу позволить своим подчинённым не считаться со мной.

— Что ж, — одобрительно кивнул Алексей Иванович, — давай, запускай свою бумагу.

Заручившись поддержкой КГБ через Степанова, я отправился к директору киностудии Путинцеву, показал своё заявление и предупредил его, что собираюсь вынести это дело на партком.

— Ты же знаешь, кто её муж! Догадываешься, какие это может иметь для тебя последствия? — взвился Путинцев.

— После того как навязанный вами пиротехник чуть было не отправил на тот свет семьсот детей, я не боюсь последствий! — парировал я ему.

— Ну да. Я и забыл, что ты у нас бесстрашный, — сдался Путинцев. — Ладно, иди на партком, раз хочешь…

Собрался партком, мне дали слово, и я в пух и прах разгромил Аллу. Закончил я тем, что её деятельность — это уголовное экономическое преступление, а про идеологическое даже страшно говорить. Почему-то вместо того, чтобы снова меня дерзко послать, коммунистка Ткачук рыдала, а члены парткома сидели, как пришибленные, пока слово не взял Алексей Иванович.

Он предложил Алле перестать плакать, а во время перерыва, на который сейчас отправится партком, договориться со своим директором о том, как вместе работать над воплощением идей коммунизма в кинематографе. И если договориться удастся конструктивно, то директор своё заявление заберёт, а партком изменит повестку дня.

Партком отправился на перерыв, а Алла, плача, зашла в мой кабинет с обещаниями впредь вести себя прилично, и мы с ней договорились, что она будет конструктивно работать под моим руководством. На этом вопрос был исчерпан.