Нина Левина - Дзюдо и кино

Не успел я войти в свой кабинет следующим утром, как раздался телефонный звонок. Я поднял трубку:

— Алло, Цыганков слушает.

— Доброе утро! Моя фамилия Ткачук, я муж Аллы Ткачук, — сказал голос в трубке, и я ощутил лёгкий холодок в спине.

— Да, я весь внимание.

— Мне рассказали, что вчера, благодаря вам, Аллу разбирали на парткоме.

— Было дело.

— Так вот. Я хочу выразить восхищение вашей смелостью и рад, что вы не побоялись моего имени, которым она постоянно бравирует. Я ненавижу свою жену! Я бы давно с ней развёлся, но не могу это сделать из-за партийной карьеры. — Я слушал и ушам своим не верил, а он продолжал: — Делайте всё, что считаете нужным, и не обращайте на моё имя никакого внимания. С моей стороны вам ничего не грозит! Вы — молодец! — Управляющий делами ЦК Компартии Украины положил трубку, оставив меня в состоянии глубокого изумления.

Позже, в разговорах с Аллой я упомянул о состоявшемся разговоре с её мужем, и она подтвердила, что в семейной жизни у неё не очень гладко. Она поняла, что я знаю её тайну, и больше со мной не заедалась. И объединение стало полноценно работающим механизмом.

На съёмках фильма «В бой идут одни старики» я подружился с Леонидом Быковым. Он даже придумал мне прозвище — «Шоколадка». Нет, я вовсе не темноволосый и не темнокожий. Просто на вопрос о благодарности за мелкие услуги, которые я оказывал Лёне, стараясь в чём-то помочь ему, я обычно говорил: «С тебя шоколадка!».

В тот момент, когда я стал директором объединения, Леонид Быков находился в состоянии творческого простоя. После «Стариков», имевщих ошеломляющий успех, он снял картину «Аты-баты, шли солдаты», довольно-таки неоднозначно воспринятую армией, а потом «подвис» со сценарием «Не стреляйте в белых лебедей». Госкино сценарий не утверждало, требовало внести правки, а Лёня правки вносить не хотел. Месяц шёл за месяцем, деньги, полученные за прошлые фильмы, были потрачены, а новая работа была в призрачном будущем. Я знал, что Лёня завяз в долгах, а у него была жена и двое детей, поэтому, как только стал директором объединения, сразу же решил помочь ему и пригласил на работу к себе художественным руководителем.

— Лёня, выручай! Взял объединение, а там полный бардак. Творческая часть полностью провалена. Мне нужен толковый художественный руководитель.

— Серёжа, я не могу быть худруком.

— Лёня, можешь! Умоляю тебя, давай вместе спасать объединение! К тому же обещаю тебе, как только станешь худруком — окажу всю возможную помощь в утверждении твоего сценария.

И Леонид согласился. Предварительно я уже побывал у директора киностудии Путинцева со своим предложением сделать Быкова худруком. Альберт Григорьевич неодобрительно отнёсся к моей идее:

— Сергей, у Быкова сложный характер. Зачем тебе такой худрук?

Но я настаивал на своём, и Путинцев был вынужден согласиться. Вместе с Лёней мы зашли к Альберту Григорьевичу в кабинет.

— Леонид Фёдорович, — торжественно провозгласил Путинцев, — предлагаю вам занять должность художественного руководителя объединения «Юность».

— Я согласен, — ответил Быков, — но должен вас предупредить, как только стану худруком — сразу же закрою все плохие сценарии.

— Да вы что? — удивлённо вскинул брови директор. — Как это все?

— Все плохие, — подтвердил Быков.

— Это невозможно! Вы что, все фильмы закрыть собираетесь?

Быков взглянул на наручные часы, а потом обратился ко мне:

— Вот видишь, Серёжа, я пробыл худруком твоего объединения ровно сорок пять секунд. — Он развернулся и вышел из кабинета.

— Я же тебе говорил, что у него сложный характер, — усмехнулся Альберт Григорьевич.

Что мне оставалось делать? Я пожал плечами и вышел из кабинета следом за Быковым.

Но этот разговор про плохие сценарии не выходил у меня из головы, и я решил во всём разобраться. Фильм «Театр неизвестного актёра» снимался объединением «Время», и я был хорошо знаком с главным редактором Валей Рыдвановой. К ней я и обратился за консультацией:

— Валя, недавно я услышал такую фразу, что у нас на киностудии нет хороших сценариев в работе…

— Да, — кивнула Валя. — Все сценарии — полная ерунда.

— Да ты что? — Мне стало обидно за киностудию. — Думаю, что ты не права. Я возьму время покопаться в сценариях, найду парочку хороших, и мы продолжим этот разговор.

Через какое-то время я приволок Вале целых два сценария, на мой взгляд, очень даже замечательных. Она почитала их и вынесла вердикт:

— Ерунда, а не сценарии.

— Да по сравнению со многими другими — это шедевры! — возмутился я.

— Вот именно — по сравнению с другими! — парировала Валя. — Никогда не сравнивай одно дерьмо с другим! Важно выбрать правильную точку отсчёта. Ты сравнивай с Достоевским, Пушкиным и Чеховым — никогда не ошибёшься.

После этого разговора я жил в творческой среде не по Марксу с Лениным, а по Вале Рыдвановой…

Должен признаться, что не только Алла восприняла моё назначение на должность директора объединения несерьёзно. К сожалению, случались некоторые рабочие моменты, вынуждающие меня применять отнюдь не творческий подход. Как-то раз вызвал меня к себе директор киностудии Путинцев и недовольным тоном сообщил:

— Сергей, ты что себе думаешь? Уже целый месяц в Чёрном море болтается трёхмачтовый барк «Товарищ» со съёмочной группой, и не снято ни одного метра! Немедленно поезжай на место и разберись с этой ситуацией!

Пока я собирался в дорогу, выяснил, в чём дело. Как оказалось, возник жёсткий личностный конфликт между директором фильма и режиссёром. Не помню точно, как назвалась картина, но режиссёром на ней был очень известный уважаемый человек из руководства Союза кинематографистов Украины. Он пользовался полной поддержкой ЦК и снимал фильмы почти каждый год. А директором фильма был назначен какой-то шнурок, ставленник Князя, с которым у меня ещё в самом начале работы возник конфликт. Этот, так называемый директор, не придумал ничего лучше, как начать беспардонно воровать с самого начала съёмочного процесса. Режиссёр это заметил и указал ему, а тот, зная, что за ним стоит сам Князь, проигнорировал замечания. В итоге завязался конфликт, перешедший в личную плоскость, и съёмки были остановлены.

Когда я прибыл на место, первым делом потребовал от директора картины все документы. Даже на первый взгляд стало понятно, что наворовал он лет на пятнадцать тюрьмы. Об этом я ему и сообщил, а сам отправился к режиссёру договариваться о начале работы. На палубе собралась вся съёмочная группа, но не успел я открыть рта, как уважаемый режиссёр покрыл меня трёхэтажным матом, при всех послал и пафосно заявил, что снимать он не будет, пока я не уберу директора.