Иван Просветов - Вербовщик. Подлинная история легендарного нелегала Быстролетова

Убедительность романов Жюля Верна основывалась на тщательном подборе и изучении научных сведений и свидетельств путешественников. Дмитрий Быстролетов взялся за продолжение «одного путешествия», когда работал переводчиком в ВИНИТИ – кладовой знаний АН СССР. Для «Реферативного журнала. География» он составлял списки зарубежных публикаций, в том числе и по Африке. А законченную рукопись показал не абы кому.

«Решено: я пойду в редакцию журнала “Азия и Африка сегодня”. Там есть и специалисты, и отдел Академии Наук. Это явится для меня настоящей пробой: если видевшие Африку люди забракуют, тогда и к не видевшим соваться нечего».

«Быстролетов пришел в редакцию “с улицы”, как говорили о таких нежданных-негаданных авторах, – вспоминал доктор исторических наук Аполлон Давидсон. – Принес большую рукопись – путешествие голландского художника по Тропической Африке, по Сахаре и Конго, о встречах с туарегами, с пигмеями… Литературы о том времени – чтобы как-то проверить, реальная ли показана общая картина, нет ли каких-то нелепиц в описании тогдашней обстановки, – у нас не было. Так получилось, что книги о Конго конца XIX в. и даже 1920-х гг. в московских библиотеках были, а вот о конце 1930-х [266] Временные рамки «В старой Африке» – 1936–1937 годы. не оказалось. Вдруг какая-то грубая ошибка? И кто-то все-таки заметит. Осрамится редакция. Да и автор-то странный. Нигде раньше не печатался. Известного имени у него нет… Спасли положение Том Колесниченко, Лёва Володин и Коля Хохлов. Том и Лев побывали в Конго в конце 1960-го, Николай чуть позже. Конечно, это не 1936-й. Но все-таки они могли подтвердить, что описания природы, людей, обычаев у Быстролетова вполне правдоподобны… [267] Тем не менее, в повествовании имелись слабые места. К примеру, губернатор граф де Кабелль – вымышленное лицо, а первое нефтяное месторождение в Бельгийском Конго было обнаружено лишь в конце 1950-х. И тогда решили – печатать!».

Но не всю книгу, а только вторую часть и в сокращенном виде. Поделенная на очерки, она увидела свет в 1963 году в семи выпусках журнала под названием «По следам одного путешествия». И никаких замечаний редакция не получила! Более того, Дмитрия Александровича пригласили выступить на радио и в Доме ученых. [268] Трудный путь в бессмертие / Пир бессмертных. Т. IV. М., 2011. С. 110; А.Давидсон. А начиналось с нашего журнала! // «Азия и Африка сегодня». 2010. № 9. Проявило интерес издательство «Советский писатель» – рукопись, правда, мурыжили более десяти лет.

Если конголезская история была мистификацией, то она прошла самую взыскательную проверку (настоящий разведчик должен уметь создавать подобные легенды). Но в таком случае зачем понадобилось подкреплять ее упоминанием в книге «Испытание одиночеством», которую автор и не надеялся когда-либо опубликовать? Воспоминания об Африке, по словам Быстролетова, помогли вытерпеть тяжелейшее заключение в Сухановской тюрьме:

«Широко открытыми глазами я смотрю в стену и совершенно ясно, в мельчайших подробностях вижу небольшое озеро в экваториальном лесу – нависшие над горячей бурой водой деревья и купающихся коричневых пузатых человечков: это – пигмеи, самые маленькие люди на земле…» [269] Пир бессмертных. Т.III. М., 2012. С. 98.

Личность и биографию Гая ван Эгмонта он частично срисовал с Генри Пика. А что с самого себя? Вот главный герой размышляет о своем неуемном характере:

«Всю жизнь мне приходилось наблюдать внутри себя иногда мирное, но чаще полное раздоров сосуществование целой кучки разных людей».

Примеряет походную экипировку:

«Я стоял и смотрел в зеркало – и как будто бы видел там отражение своей юности: залитые солнцем палубы, белые гребни волн и веселую игру соленого бриза пестрым флажком на мачте».

Сходит на берег в порту Алжира:

«Где люди, там всегда есть что посмотреть и послушать!» [270] Тэллюа, или начало одного путешествия / Пир бессмертных. Т. V. М., 2012. С. 9, 11; В старой Африке. М., 1976. С. 18.

Наблюдательность везде и всегда – одно из главных качеств успешного разведчика.

«Он был хорош, как Кларк Гейбл, только русоволосый…»

Этот американский киноактер в то время считался едва ли не самым красивым мужчиной в мире, пресса именовала его королем Голливуда. Эмигрантка Шарлотта Моос не удержалась от мысленного сравнения, когда познакомилась с Дмитрием Быстролетовым. В своих письменных показаниях, данных MI5 в 1940 году, Моос интерпретировала его фамилию как Buistroleto и упорно называла Джоном. Вероятно, так он и представился при первой встрече в Амстердаме, куда Шарлотта приехала, еще не догадываясь, во что ввязался ее лондонский кавалер – связник советской разведки.

Ирландец Брайан Гулд-Верскойл – в обычной жизни инженер-электрик из корпорации BBC – состоял в молодежной организации Компартии Великобритании, симпатизировал СССР и учил русский язык. Его старший брат Нейл, убежденный коммунист, эмигрировал в Советский Союз в 1932 году. Брайан трижды гостил у него в Москве, мечтая как-нибудь стать гражданином государства рабочих и крестьян. Во время последнего визита с ним и пообщались люди из ОГПУ, снабдив парижским адресом для связи.

«Он идеализировал жизнь в России… Его иллюзии даже перевешивали мои»,

– отмечала Моос, бежавшая из гитлеровской Германии вместе с мужем, экономистом по профессии и коммунистом по взглядам. Брайан и Шарлотта познакомились в лондонском «Linguists Club» – ирландец учил немецкий, ей требовалось подтянуть английский. Приятельские отношения переросли в близкие.

В начале октября 1935 года Гулд-Верскойл предложил провести с ним уикенд в Париже. По прибытии он встретился с каким-то человеком, якобы обещавшим помочь перебраться в Россию. В ноябре Брайан взял подругу с собой в Амстердам. Здесь круг контактов оказался шире, и он уже не скрывал их: Быстролетов, то есть Джон – именно с ним была встреча в Париже, Кривицкий – его фамилию Шарлотта узнала позднее по публикациям в газетах, некая дама-фламандка и русский мужчина, приехавший из Америки и явно неравнодушный к алкоголю (не исключено, что Кавецкий, отличавшийся той же склонностью). Вместе с ними Брайан ненадолго съездил в Гаагу (вероятно, потому что там под крышей антикварного магазина базировалась резидентура Кривицкого) и вернулся в превосходном настроении. Шарлотте он рассказал, как по пути на вокзал и обратно на пару с Джоном декламировал Шекспира, а в подходящий момент спросил: могла бы его подруга тоже поехать в СССР? – и получил согласие.

А потом в Лондоне начались странные встречи. Брайана зачем-то навестила та самая фламандка (много лет спустя британская контрразведка опознала в ней Жермину Шнайдер – связную советской разведывательной сети «Красная капелла» [271] National Archives. KV 2/2887. P. 41a. ). В другой раз он упомянул, что виделся с лучшим другом главы британской разведки. Был еще и загадочный «кто-то», о котором Моос немножко узнала уже в Москве, – родом из Венгрии, приехал в Англию из Голландии и открыл какой-то бизнес, по-русски его имя звучало как Федор.