Иван Просветов - Вербовщик. Подлинная история легендарного нелегала Быстролетова

Рискнуть решили в ленинградской Государственной публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина, куда Быстролетов в 1966 году привез пять самодельных томов.

«Определить на хранение рукопись, безжалостно повествующую о сталинских лагерях и советской разведке, было непросто, – пишет Анатолий Разумов со ссылкой на устные воспоминания сотрудников ГПБ. – После долгих переговоров и переписки [она] была принята в дар». [409] А.Я.Разумов. Указ. соч., С. 110.

Тема сталинизма и репрессий теперь считалась закрытой. Покаяния не состоялось. В «Правде» разъяснялась ошибочность немарксистского термина «период культа личности»: преувеличение роли одного лица в истории страны ведет к умалению героических усилий партии и народа в борьбе за социализм. На XXIII съезде КПСС под бурные аплодисменты говорилось о том, что нарушение социалистической законности имело место быть, но осталось далеко в прошлом.

«Партия решительно отвергает всякие попытки перечеркнуть героическую историю нашего народа, который под руководством КПСС почти за полвека прошел трудный, но славный путь борьбы и побед, [и будет бороться с] однобоким, а то и не правильным отображением нашего прошлого».

«Один день Ивана Денисовича» теперь клеймили как произведение, «тенденциозно искажающее отдельные этапы жизни советских людей». [410] Е.Жуков, В.Трухановский, В.Шунков. Высокая ответственность историков // «Правда». 1966. 30.01.; Речи первого секретаря МГК КПСС Н.Г.Егорычева и первого секретаря ЦК КП Молдавии И.И.Бодюла / XXIII съезд КПСС. Стенографический отчет. М., 1966. С. 126–128, 422.

Быстролетов упорствовал. В 1966 году он закончил «Записки из Живого дома».

«Мне довелось быть участником строительства комбината и города Норильска. Строителями были на девяносто девять процентов заключенные… А разве теперь можно прочесть в бесчисленных статьях о Норильске хоть одно слово о заключенных? Какие заключенные?! Где?! Норильск выстроен коммунистами и комсомольцами! Это дело рук великой партии Ленина! Я был на строительстве Байкало-Амурской магистрали от Тайшета до Новочунки. Строили – одни заключенные. Но разве о них написано хоть полслова? Нет! БАМ строили коммунисты и комсомольцы! Ур-р-р-а! У меня на глазах строился огромный нефтеперегонный завод в Омске. Опять всё то же – на деле работали заключенные, на бумаге – коммунисты и комсомольцы! Любое достижение народа партия приписывала себе».

Эта книга по новым меркам тянула на идеологическую диверсию. Но последняя по счету повесть, за которую Дмитрий Александрович взялся в начале 1967 года, «Шелковая нить», вышла не менее хлесткой – настолько масштабно и выпукло была показана в ней мерзость гулаговского мира и лживость тех, кто им дирижировал.

В одной из глав он изобразил (точнее, вообразил) дискуссию заключенных – подпольный общественный суд над Сталиным, на котором выступил с детальным психиатрическим анализом личности вождя. Резюме звучало убийственно:

«Душевнобольной Демиург, возводящий чистое и белое здание земного рая грязными и черными руками им же самим созданных бесов. ‹…› Поклонение вождю понемногу строили все советские люди. Каждый человек. Я и вы. Мы, именно мы сами построили своими руками эти лагеря и сами же посадили себя за проволоку, потому что лагеря – это неизбежное последствие нашей прекраснодушной и доверчивой слепоты. Страшно сознаться? Да. Но нужно – надо быть честными!.. В нас пока говорят только разочарование и обида, а пора бы сменить их на другое чувство, гораздо более достойное, – на стыд!» [411] Пир бессмертных. Т.II. Шелковая нить. С. 311–312; Т. III. Записки из Живого дома. С. 125.

Не зная о том, что его книги уже помещены под замок, Быстролетов в феврале 1968 года отправил экземпляр повести почтой в Ленинград. И на двадцать лет «Шелковая нить» тоже оказалась запертой в спецхране.

Всё, что хотелось сказать, было сказано – зафиксировано литерами пишущей машинки на бумаге в надежде на читателей будущего. Но с рукописями ознакомились там, где следили за состоянием умов и образом мыслей советских граждан.

«В конце 1974 года дед написал новый киносценарий и отдал его в КГБ, с ним встретился заместитель председателя КГБ СССР Семен Кузьмич Цвигун, – вспоминал Сергей Милашов. – После встречи с Цвигуном дед срочно вызвал меня, он был взволнован… Разговор-то был ни о чем: о литературе, о киносценарии и о кинопленке, но заместитель председателя КГБ намекнул на рукописи книг “Пир бессмертных”!.. В то время средства массовой информации призывали сурово наказать А.Солженицына за издание “Архипелага ГУЛАГ” за рубежом, и события не располагали к благодушию».

Автора «Одного дня», давно отбившегося от рук и получившего за публикацию своих антисталинистских (в ЦК и КГБ считали – антисоветских) сочинений в Западной Европе и США клеймо «литературного власовца», на самом деле уже наказали изгнанием из страны. 14 января 1974 года «Правда» объявила Солженицына провокатором и предателем:

«Книга “Архипелаг Гулаг” явно рассчитана на то, чтобы одурачить и обмануть доверчивых людей всевозможными измышлениями о Советском Союзе… Книгу эту, замаскированную под документальность, можно было бы назвать плодом больного воображения, если бы она не была начинена циничной фальсификацией, состряпанной в угоду силам империалистической реакции».

А уже через месяц «Известия» напечатали сообщение ТАСС:

«Указом Президиума Верховного Совета СССР за систематическое совершение действий, не совместимых с принадлежностью к гражданству СССР и наносящих ущерб Союзу Советских Социалистических Республик, лишен гражданства СССР и 13 февраля 1974 года выдворен за пределы Советского Союза Солженицын А.И.»

Тревогу старого разведчика можно понять. Почему генерал, курировавший борьбу с антисоветской деятельностью, вдруг обратил внимание на неопубликованные произведения, где давно поставлены последние точки? В книге «Трудный путь в бессмертие», которую Дмитрий Александрович не передавал ленинградской библиотеке и не показывал чужим людям – но ее держала в руках машинистка, перепечатывавшая рукописи набело, и переплетчик, – имелись резкие рассуждения не только об эпохе культа личности.

«Время идет, страшное время бесстыдной фабрикации мифов: я пережил миф о Муссолини и Гитлере, пережил сотворенный Сталиным миф о нем и становлюсь свидетелем медленного, осторожного, но упорного восстановления его культа: после реабилитации миллионов жертв советская история как будто вознамерилась реабилитировать и палача».

Быстролетов попросил внука вернуть все подаренные тома «Пира бессмертных». Сергей привез их, и дед начал жечь книги в ванной – страницу за страницей. Много лет спустя Милашов обнаружил, что сожжение было инсценировкой – Дмитрий Александрович порознь раздал тома в ледериновых переплетах доверенным людям.