Коллектив авторов - В боях за Молдавию. Книга 1

Одиннадцать атак отразил батальон Ивана Федоровича Медведева, уничтожил сотни фашистов и 274 солдата и офицера взял в плен. В этом неравном бою погибли заместитель командира батальона по политчасти капитан В. Н. Алексеев, парторг батальона старший лейтенант Зотов.

Нелегко пришлось и другим батальонам полка. На них обрушились удары целой немецкой дивизии. Обезумевшие пьяные фашисты лезли напролом. Стрелки и артиллеристы расстреливали их в упор.

Пали на поле боя смертью храбрых командиры 1-го батальона капитан Дорофеев, 3-го батальона — старший лейтенант Филиппов, заместители комбата по строевой части капитан Чишмит и по политчасти старший лейтенант Парубок и многие другие офицеры, сержанты и рядовые бойцы.

Но враг в полосе 188-й стрелковой дивизии не прошел.

В ночной атаке 28-й гвардейской дивизией при содействии 92-й гвардейской дивизии противник был выбит из Гура-Галбены.

Всего за три дня боев войска корпуса уничтожили 14 тысяч и взяли в плен около 4 тысяч немецких солдат и офицеров, захватили большие трофеи.

26 августа явилось для нашего корпуса последним днем боев по уничтожению противника в период Ясско-Кишиневской операции.

Ясско-Кишиневская операция вошла в историю как одна из наиболее выдающихся побед Советской Армии, во второй мировой войне. 37-я армия в этой операции действовала на главном направлении и являлась основной ударной силой 3-го Украинского фронта.

Наступательная операция 37-й армии представляет значительный интерес с точки зрения ее подготовки и проведения. Известно, что она была осуществлена почти в полном соответствии с разработанным планом. Подобные примеры в истории оперативного искусства встречаются не так уж часто.

Оригинальное построение операции обеспечило ее успех. Враг не мог даже заподозрить, что 3-й Украинский фронт отважится нанести главный удар с ограниченного, тактически невыгодного и трудного плацдарма.

Переправиться на правый берег Днестра нам удалось после успешного наступления еще ранней весной 1944 года.

…К исходу 11 апреля полки 188-й стрелковой дивизии 82-го корпуса во взаимодействии с 92-й гвардейской дивизией, 57-го корпуса ворвались в Тирасполь. Всю ночь бушевали ожесточенные уличные бои и пожары. В эту же ночь части 6-го гвардейского стрелкового корпуса форсировали Днестр в районе Слободзеи Молдавской. Перед нами тускло поблескивал Днестр. Враг успел перебраться на западный берег. Он лихорадочно окапывался, надеясь задержать наше продвижение вперед. Армии предстояло форсировать прихотливо разлившуюся реку и навязать гитлеровцам сражение на том берегу.

Занепогодило. Поднялся ветер. Он нагонял с севера тяжелые свинцово-серые тучи, срывал полусгнившие камышовые крыши с давно не беленных молдавских хат. Неожиданно повалил мокрый снег. И тотчас разбухли дороги, не успевшие, впрочем, подсохнуть как следует.

Полковник Федор Васильевич Григорьев, начальник штаба полка Николай Петрович Мазур и я стояли на берегу. 573-му стрелковому полку, которым командовал Григорьев, была дана задача: с ходу форсировать Днестр и преследовать врага, не давая ему передышки, для того чтобы главные силы 6-го гвардейского корпуса могли свободно переправиться через реку и развить наступление.

Как назло, в ту пору уровень воды поднялся едва ли не на три метра выше ординара. Река несла горы всякого мусора, полузатопленные древесные стволы, коряги. Взбалмученная стремнина кружила воронками омутов.

— Да-а, задачка, — протянул Григорьев. — Неприветливый выдался для нас денек. Прямо как назло…

Начальник штаба зябко поежился. Леденящий ветер пронизывал насквозь. Подумалось: уж лучше крепкий мороз, чем этакая слякоть и стынь.

Словно угадав мои мысли, полковник Григорьев односложно произнес:

— Зимой и то легче было, честное слово.

Мы внимательно вглядывались вперед. Там, метрах в двухстах от нас, на том берегу, загадочно темнела стена леса. Безлюден ли он, или за деревьями затаилась засада — можно было только гадать.

Передовые подразделения полка подошли сюда, к селу Слободзея, еще засветло. Люди промокли, были голодны, измотаны переходом по раскисшим полевым дорогам. Где-то позади пара тощих лошаденок тащила одну-единственную сорокапятку.

Мглистые апрельские сумерки надвигались быстро. Показав рукой в сторону Днестра, капитан Мазур хотел что-то объяснить, но, шагнув вперед, оступился и заскользил в неглубокую канаву. В тот же момент с правого берега застрекотал пулемет. Пули просвистели над головой.

Пригнувшись, мы осторожно попятились назад. Полковник Григорьев хмыкнул:

— Ишь, гады, затаились. Однако нервы не выдерживают. По крайней мере, хорошо, что они себя обнаружили. Теперь не вслепую пойдем.

— Надо форсировать сегодня, — задумчиво протянул Мазур. — Иначе завтра будет поздно. Переправимся под покровом темноты, уничтожим пулеметные гнезда и до наступления рассвета собьем врага с берега.

— Надо-то надо, а солдата тоже пожалеть следовало бы, — словно бы ни к кому не обращаясь, произнес полковник. Я молчал, хотя эти слова были явно адресованы мне.

Что я мог сказать: да, я видел солдат на марше. Усталые, выбивавшиеся из сил, они шагали молча, понурив головы. Больше месяца армия преследовала врага по весеннему бездорожью, не давая себе ни минуты отдыха. А остановиться нельзя было — надо ковать железо, пока горячо. Стоило нам замедлить темп наступления, как деморализованный враг тотчас бы опомнился, собрал силы в кулак и обрушился на нас.

Я смотрел на наших солдат и думал: нет той меры, которой можно было бы сполна оценить их подвиг, их нечеловеческую выносливость, их мужество и патриотизм. Верилось: пройдут годы, а великий героизм народа-воина, спасшего мир от коричневой чумы, будет вдохновлять не одно поколение художников слова и кисти.

Как же все-таки организовать переправу? В обозе полка есть надувные лодки. Но обоз безнадежно отстал и дожидаться его значило упустить драгоценное время. Отступавшие фашисты, конечно же, угнали все лодки на тот берег и, по-видимому, потопили их.

Между тем, сумерки сгустились и словно пологом прикрыли наш берег. Из дворов стали потихоньку выходить жители села. Подошли к нам, окружили бойцов. Завязался неторопливый разговор. Тихий, вполголоса.

— Плоты надо вязать, — убежденно проговорил пожилой молдаванин в серой поношенной кушме. — Разберем кое-какие сараи, ворота снимем. Ворота, они лучше всего. Нам их не жалко. Кончится война — другие сколотим. А сейчас нам ворота вроде бы ни к чему: немцы да румыны все подчистую забрали, — невесело усмехнулся крестьянин.