Коллектив авторов - В боях за Молдавию. Книга 2

Внизу проплывают поля, сады. Слева и справа и далеко впереди на горизонте виднеются села. Во впадинах между холмами голубеют блюдечки прудов. А вот показались холмы, накрытые зеленым одеялом. Кажется, ни с чем другим и не сравнишь отсюда, с неба, молдавский лес: сразу, как одеяло, видишь весь его, все четыре конца, хоть бери и сверни, если не хочешь укрываться… Через минуту-две снова под самолетом стелется одеяло, чуть побольше или чуть поменьше, и никогда, сколько бы ни летал, не увидишь бескрайнего зеленого моря, над которым можно лететь и лететь, и кроме зеленых волн, перекатывающихся по вершинам деревьев, ничего не заметить…

Нет, не похожа Молдавия ни на Полесье, ни на Брянщину. И все же было время, когда, подобно дремучим Полесью и Брянщине, называли Молдавию партизанским краем. Не такое уж далекое это время — каких-нибудь двадцать лет с небольшим. Еще тех, кто партизанил здесь, встретишь повсюду, живы, здоровы да и, как говорится, еще порох есть в пороховницах, редко кто из них сегодня на пенсии. А поезжайте по кодрянским селам, лесными дорогами, и вы услышите, как земля еще гудит партизанской молвой, как, пересказывая были, люди слагают легенды о подвигах героев.

Смотришь сверху на эти зеленые «одеяльца» и диву даешься: какими же мужеством и храбростью обладали народные мстители, сколь велика была жажда очистить родную землю от врага, если воевали и побеждали в таких трудных условиях. А что условия эти были неимоверно трудными, сегодня даже человеку, совершенно несведущему в военном деле, очевидно. Стоит лишь подняться в самолете над кодрами…

Попасть с «Большой земли» сюда можно было только по воздуху. Не в рейсовом самолете, взяв билет «туда — обратно», и не в солнечный день, чтобы полюбоваться с головокружительной высоты прекрасными пейзажами. Летали по ночам, безлунным, темным, и, как счастливому предзнаменованию, радовались непогоде. По команде пилота открывали люки в черную бездонную, пропасть и прыгали туда, навьюченные оружием и боеприпасами. А внизу, понятно, ночного путешественника не ждал благоустроенный аэродром с комнатами отдыха, камерой хранения и рестораном. Каратели днем и ночью рыскали по дорогам, выслеживая отважных партизан. Было у карателей все наготове: и тюрьма, и палачи, и пули.

Зеленые одеяльца, крошечные островки… Ни таежной безбрежности, ни лесной дремучести. Но они по-дружески простирали ветви-руки, встречая гостей с ночного неба, давали им пристанище и в час смертельной опасности укрывали от врагов. Великое за то спасибо молдавским кодрам!

У каждого зеленого островка своя история, в каждом из них как-то по-своему складывалась жизнь народных мстителей, и каждый из них был молчаливым свидетелем подвигов, достойных благодарной памяти потомков…

Если тебе, читатель, доведется лететь из Кишинева на Вулканешты или Кагул, то минут через десять-пятнадцать после взлета посмотри внимательно в иллюминатор: внизу под крылом самолета появятся зеленые островки — один, другой, третий. Иногда они скучиваются в своеобразный архипелаг, образуя причудливого узора лесной массив. С высоты легко отыскать голубую линию Когыльника, неширокое русло речушки, протянувшейся почти по прямой с севера на юг. Между зелеными островками по обоим берегам Когыльника раскинулись села Логанешты, Мерешены, Сарата-Галбенэ, Бозиены; живописным скоплением множества черепичных крыш и садов привлечет Котовск. Один из зеленых островков к юго-западу от Котовска именуется урочищем Бабеняса. О нем мы и хотим рассказать…

На лесном кордоне.Когда-то при этом урочище в должности лесника состоял некий Александр Иванович Маник, уроженец здешних мест. Жил он тут же, в уютной долине на опушке леса, в казенном доме. Должность лесника занимал уже много лет, исполнял ее старательно и чрезвычайно дорожил ею — и по причине своей любви и привязанности к лесу, и по причине многочисленного семейства, с которым в случае увольнения податься было некуда. Жили с ним престарелые родители, жена Мария Павловна и шестеро детей.

Был Александр Маник у начальства на хорошем счету, что, впрочем, не лишало его уважения среди крестьян окрестных сел. Кто заявится к нему с просьбой накосить травы в лесу, пособирать сухих сучьев, подсобить топливом, а иной раз и лишним бревнышком на ремонт хаты, никогда не отказывал, не мздоимствовал, а лишь предупреждал о правилах поведения в лесу и о соблюдении умеренности в заготовке лесных даров.

Репутация надежного работника осталась у лесника и после возвращения в Правобережье королевских оккупационных властей. Начальник — шеф лесничества, вновь обосновавшийся в Ганчештах, — хорошо помнил Маника и не имел повода изменить свое мнение о нем. Лесник, как и прежде, аккуратно выполнял все поступавшие к нему распоряжения, был тихим и почтительным. Когда же с некоторых пор был заведен порядок всем лесникам являться в Ганчешты с донесением, не обнаружились ли где-нибудь признаки появления партизан, в лесничестве были уверены, что кто-кто, а Александр Маник первый даст знать о замеченной опасности.

Зорок глаз у лесника, что верно, то верно. Кажется, упади с дерева ночью ветка, и ту заметит на утреннем обходе, а зверь пробежит или человек пройдет, тут и говорить нечего: разгадает следы, как по-писаному. И вот однажды мартовским утром сорок четвертого года в лесной чаще у старого дуба увидел Александр Маник второпях присыпанный землей парашют, а на тропинке отпечатки сапог и ботинок. Определил сразу и безошибочно: обувь не крестьянская, не румынских и не германских солдат. По тропинке прошло десять мужчин и одна женщина.

В тот же день надо было идти в лесничество с донесением. Он пришел, как всегда, аккуратно, точно в указанный час и, стоя перед шефом-управляющим с обнаженной головой, без запинки отрапортовал:

— В урочище Бабеняса все в порядке. Порубок, пожаров не было. Чужих никого не видел. Листовок не находил…

В следующий свой приход он повторил рапорт слово в слово. Но если в первый раз еще сам терялся в догадках относительно того, чьи то были следы и куда подались неизвестные люди, побывавшие в лесу, то теперь лесник мог бы досконально ответить на эти вопросы. Правда, отнюдь не своей проницательности был обязан Маник разгадке.

На обратном пути из Ганчешт километрах в пяти-шести от дома ему повстречался незнакомый паренек. Он сидел на пеньке и явно кого-то высматривал. Подле него паслась пара овец. Паренек заговорил первым, попросил закурить. Пока лесник развязывал кисет, сзади подошли еще двое неизвестных — мужчина и молодая женщина. Поздоровались и тоже потянулись к кисету. Без обиняков, с доброй открытой улыбкой на лице мужчина отрекомендовался: