Коллектив авторов - В боях за Молдавию. Книга 2

Стал замечать Маник, что переселение в Болчаны не устранило подозрительности жандармов к нему. Несколько раз по пути из Болчан к лесной сторожке они останавливали и Николая, и Семена, и его самого, придирчиво допытывались, куда и зачем идут, что несут в корзинах. А лежали там свежеиспеченные хлебы для партизан… Жандармам же говорили, что хлеб предназначается старикам, оставшимся в сторожке, и двум детям при них. В другой раз днем нагрянули в лесную сторожку с обыском и все допытывались, кто бывает здесь.

Судя по всему, опасения Александрова и Можжухина оправдались: оккупанты, бессильные помешать развитию партизанских действий, готовились к широким карательным операциям и кровавой расправе с населением. По дорогам рыскали эсэсовские команды. Облавы могли начаться в любую минуту…

Из предосторожности партизаны теперь реже навещали сторожку на опушке леса. Но однажды наведались сразу трое — Катюша, Можжухин и Никулаевский. Старики на радостях захлопотали, бросились накрывать на стол. Гости от угощенья отказались, — они очень спешили. Зашли предупредить: в сторожке жить опасно, надо немедленно ее покинуть. Петр Никулевский рассказал о несчастье, постигшем его родное село Ульму. Каратели расстреляли восемнадцать односельчан, схватили жену его Евдокию Георгиевну вместе с грудным ребенком в качестве заложницы и всячески издеваются над ней.

На дверях лесной сторожки повис замок. Некогда шумный домик, населенный дружной семьей, опустел. Федя с Дориной ушли к родителям в Болчаны, старики подались в Сарата-Мерешены, где у них были добрые приятели. Но, конечно, заботы и думы о покинутом гнезде на лесном кордоне не покидали никогда их обездомевшей и разбросанной семьи.

Пренебрегая опасностью, Павел Константинович и Елизавета Николаевна решили побывать в домике, посмотреть, что там и как. Было воскресенье. Солнечное, омытое ночным дождем утро предвещало тихий теплый день. Только пришли старики, открыли дверь, как стукнула калитка, и во дворе появились Дорина и Федя, а за ними следом и Николай с Семеном. Ребятам удалось уговорить отца отпустить их из Болчан. «По воскресеньям жандармы и немцы пьянствуют, — твердили дети, — ты же сам знаешь. А мы обернемся быстро, только туда и обратно». Старики очень обрадовались, увидя внуков. Бабушка Елизавета Николаевна развела огонь в печи и принялась варить мамалыгу, дети насобирали в огороде спелых августовских помидоров, — обед получился хоть куда. Сели за стол, и показалось им на мгновение, что никаких горестей и бед нет на свете. Поднимавшийся из казанка пар казался таким вкусным, каким он еще никогда не был.

Вдруг Дорина прислушалась: будто собачий лай и крики вдали. Над девочкой посмеялись — это же галки подняли возню.

Опять донесся далекий лай, но уже явственней, и его услышали все. Прогремел выстрел, затрещали автоматные очереди. А собачий лай раздавался так близко, что за столом все вздрогнули. Воцарилось тревожное молчание.

Облава!

Бабушка встала и вышла на порог. И тут же свалилась, сраженная очередью из автомата.

Никто не успел выскочить из домика. Фашисты, ворвавшиеся в него, прошили пулями всех, кто сидел за столом.

Собаки, яростно натягивая поводки, тащили эсэсовцев дальше.

Хворост, облитый бензином, запылал жарким костром у самого крыльца. Языки пламени лизнули двери, беспрепятственно проникли в домик и лихорадочно запрыгали в безумной пляске по тесному жилищу лесника.

В тихую погоду дым поднимается высоким прямым столбом в небо. Белую вершину дымного столба видели даже в Сарата-Мерешенах и недоумевали: что бы это могло так гореть на лесном кордоне…

Каратели неистовствовали. Убийствами, поджогами, издевательствами они вымещали свою злобу на мирных жителях. Все попытки окружить и уничтожить партизан терпели провал. Ничего не дал и свирепый набег на урочище Бабеняса. Отряды, базировавшиеся в этих лесах, в полном порядке покинули стоянки и избежали окружения. Сделали они это по приказу из партизанского центра. События, назревавшие на фронте, требовали максимальной активизации боевых действий в тылу противника. То был канун нашего крупного наступления, вылившегося в знаменитую Ясско-Кишиневскую операцию.

В своих письмах к автору бывший комиссар отряда Можжухин вспоминает о напряженных днях перед тем, как партизаны встретились с наступавшими частями Красной Армии.

Перед отрядами, действовавшими на территории нынешнего Котовского района, стояли две задачи: взорвать мост через Прут у Леушен и перерезать асфальтированную дорогу Кишинев — Хуши, когда немцы начнут отступать. «Задание получили 19 августа, — вспоминает Владимир Можжухин, — а на следующий день радист в лесу принял из УШПД радиограмму о начале наступления 2-го и 3-го Украинских фронтов. Партизанский центр призывал всеми силами помогать громить фашистов».

Одна группа немедленно двинулась к Пруту, а остальная часть отряда с присоединившейся группой Алмазова направилась к дороге Кишинев — Хуши. «Когда мы к ней подошли, — пишет Можжухин, — то увидели усиленное движение по ней в оба конца. Выполнение задачи затруднялось еще и тем, что немцы срубили лес вдоль шоссе по сто метров шириной с каждой стороны, боясь партизанских действий. Но приказ надо выполнять».

Посовещавшись с товарищами, Александров разделил отряд на две части. Одна группа бойцов, которую он возглавил сам, дождавшись ночи, пересекла дорогу. Другая, с которой были Алмазов и Можжухин, осталась на месте. Позицию выбрали как раз перед крутым спуском в сторону села Лапушна.

Весь следующий день 21 августа партизаны просидели, притаившись в кустарниках, так и не сделав ни одного выстрела: Александров не подал сигнала к выступлению. Смотри на противника, безнаказанно убегающего на запад, провожай его глазами и не смей угостить пулей — это для рвавшихся в бой партизан было поистине непосильным испытанием. К тому же строжайше запрещено курить и лишний раз подниматься с земли, чтобы не обнаружить себя. Сдерживали себя мыслью о том, что командир поджидает наилучшего момента, когда на дороге скопится как можно больше фашистов, и такой ситуации, при которой внезапный удар создаст основательную пробку.

Прошел весь длинный день и ночь и еще чуть ли не половина следующего дня 22 августа, когда, наконец, как говорит Можжухин, «немец повалил дураком». Над дорогой разорвалась пущенная Александровым ракета. В тот же миг обе партизанские группы открыли яростный уничтожающий огонь. Застигнутые врасплох, немцы в панике заметались как ошалелые. Это было необыкновенное зрелище! Насколько просматривалась дорога, вся она оказалась запруженной высокими немецкими автофургонами и прочей техникой по четыре и по пять в ряд. Некоторые группки гитлеровцев, обойдя «пробку», пытались опрокинуть и рассеять партизан, но меткие очереди буквально скашивали цепи противника, и, падая на дорогу, вояки фюрера еще больше закупоривали ее. Подожженные партизанами машины запылали десятками факелов…