Коллектив авторов - В боях за Молдавию. Книга 5

Подъехал командир корпуса генерал Ф. С. Колчук. Он потребовал от Келфа отдать приказ о прекращении сопротивления. Такой приказ им был отдан. 9-я дивизия перестала существовать. С белыми флагами потянулись на дорогу пленные…

Наступление наших частей было столь успешным, что фронт противника, по существу, развалился, войска лишились управления. «Фронт смешался, все превратилось в хаос, — писал о тех событиях немецкий историк Типпельскирх. — Как огромные морские волны, катились войска противника и захлестывали со всех сторон немецкие силы. Всякое централизованное руководство боевыми действиями прекратилось».

Большая колонна пленных двинулась на восток: отвоевались фашистские захватчики! Теперь им предстояла встреча с разрушенными городами, которые они оставили на нашей земле, с глазами русских людей, в которых горели боль и ненависть.

Но немецкие соединения еще продолжали оказывать сопротивление. В ночь на 25 августа в районе Арциз и Сарата наша дивизия совместно с подразделениями 5-й гвардейской мотострелковой бригады разгромила и пленила остатки двух пехотных и одного» кавалерийского полков 2-й и 15-й пехотных дивизий.

Мелкие группы все же пытались пробиться на запад, но попадали в «мелкие блуждающие котлы». Если им удавалось выскочить из одного окружения, то через некоторое время они попадали в другое. В конце концов вынуждены были поднять руки и сдаться> в плен. Пробиться на запад было уже невозможно.

Шесть дней продолжалась одна из талантливых и смелых операций. За это время 108-я гвардейская стрелковая дивизия взяла более 7 тысяч пленных. За мужество и отвагу, проявленные в боях в ходе освобождения Молдавии, было награждено 729 солдат и офицеров. Два полка получили почетные наименования: 305-й — Нижнеднестровского, а 311-й — Измаильского.

27 августа части дивизии вышли к реке Прут.

Литературная обработка Е. Ткачука

Утром 18 августа наш полк после сдачи обороны одного из участков Кицканского плацдарма 29-му полку 93-й стрелковой дивизии сосредоточился в северной части урочища Загарного. На следующий день на командном пункте дивизии состоялось совещание, на которое были приглашены командиры, замполиты и начальники штабов частей и отдельных подразделений. Здесь мы узнали о том, что войска 3-го Украинского фронта переходят в наступление. В нем нашей дивизии отводилась роль второго эшелона 82-го стрелкового корпуса, составлявшего второй эшелон 37-й армии. Это всех нас немного огорчило. Но на ропот кого-то из командиров полков командир дивизии генерал-майор Г. И. Чурмаев ответил:

— Вы, товарищи, народ грамотный и сами должны знать, какие части и соединения назначаются во вторые эшелоны…

— Лучшие, конечно, — послышался чей-то голос.

— То-то и оно! Так давайте же сделаем все от нас зависящее, чтобы оправдать доверие командования и Родины.

После совещания в полку развернулась целеустремленная организаторская и мобилизующая работа: по карте был изучен назначенный маршрут движения, рубежи возможной встречи с противником, принято решение на марш и поставлены боевые задачи подчиненным командирам. В подразделениях прошли партийные и комсомольские собрания, а затем и митинг в полку. Выступая на них, офицеры и бойцы, в первую очередь коммунисты и комсомольцы, давали клятву драться с врагом до последнего вздоха, брали на себя конкретные обязательства: совершить организованно марш, а при вступлении в бой уничтожить столько-то гитлеровских захватчиков.

Состоялось партийное собрание и у нас в штабе. Доклад на нем сделал командир полка А. Г. Куликов. Вначале, помнится, он коснулся наших успехов в наступательных боях на Правобережной Украине и при форсировании Днестра, подвел итоги оборонительному периоду на плацдарме. Затем Александр Григорьевич рассказал коммунистам о боевой задаче, стоящей перед полком, и охарактеризовал роль штаба и штабных коммунистов в ее решении. Командир подчеркнул, что своими действиями мы должны внести лепту в общее наступление, которое имеет большое политическое и стратегическое значение не только потому, что нам предстоит освободить землю Советской Молдавии, где нас ждет братский народ, исстрадавшийся под фашистским игом, но и потому, что Молдавия — это ворота в Балканские страны, народы которых также ждут нашей помощи…

В заключение Куликов призвал всех коммунистов проникнуться чувством ответственности и сделать все, чтобы штаб был действенным помощником командира, чтобы все его коммунисты работали оперативно, слаженно. В прениях выступило несколько офицеров Их слова звучали как клятва выполнить свой долг перед Родиной. Принятая резолюция была краткой. Она требовала от всех коммунистов штаба образцово выполнять свои обязанности, помогать друг другу в бою, подавать пример беспартийным.

Примерно в полночь я прилег отдохнуть. День, насыщенный подготовительными мероприятиями, не прошел бесследно, и я уснул так, как будто провалился в небытие. Но на фронте мы отвыкли от длительного сна. Где-то на рассвете проснулся. Почувствовав себя выспавшимся, отдохнувшим, я встал и вышел из землянки. В лесу было еще темно. Но на востоке уже серело. Стояла редкая на фронте, никем не нарушаемая тишина. Со стороны Днестра сквозь вековые деревья чуть-чуть тянуло прохладой. Воздух был наполнен запахом лесной прелости…

Я увидел тонкую, высокую фигуру Куликова. Заложив руки за спину, он стоял поодаль от своего блиндажа и мечтательно смотрел в сторону переднего края. Я не хотел мешать его размышлениям, но мое появление не ускользнуло от него.

— Тишина-то какая, — произнес вполголоса я, когда мы обменялись обычным «Доброе утро».

— Вот ее-то я и слушаю, — ответил мне Куликов, а затем, посмотрев на меня и как бы оценивая, что я смыслю в этом, продолжал: — А тебе приходилось когда-либо слушать предутреннюю тишину леса, скажем, сидя с ружьем на краю полянки?

— К сожалению, я не охотник…

— А жаль! Тогда ты меня не поймешь. А все-таки постой, послушай! На войне, ты меня правильно пойми, всякое бывает. Может, в жизни у нас и не будет другого такого случая…

— Ну что вы, Александр Григорьевич. Вот закончится война, и мы еще с вами не раз побываем на охоте… После того как мы побеждали «тигров» и «пантер» из гитлеровского зверинца, нам не страшны будут и настоящие — уссурийские…

— Все это, конечно, так, ты прав. И все-таки послушай!

Мы умолкли. И я действительно услышал эту лесную тишину: легкий ветерок играл листвой дубов и кленов. Она сонно шепталась, словно живая. Пахло влажным мхом и спелой ягодой, пробуждавшиеся птицы заводили зоревые песни, а откуда-то издали доносилось постукивание дятла…