Наталья Галаджева - Олег Даль. Я – инородный артист [litres]

ОН обращается ко всем сидящим. Они поворачивают к нему безразличные лица.

ОН: Сколько семей, где есть мать и нет жены! Где есть отец и нет мужа?! Где есть муж, но нет отца?!

Лица улыбаются, отворачиваются. Троллейбус резко останавливается. Остановка. Он успевает схватиться за поручни и повиснуть. Он оборачивается. ЕЁ нет – она вышла. Двери закрылись. Он садится. На него внимательно смотрят глухонемые. Он смотрит в окно, она, не оборачиваясь, уходит. Проплывает стеклянный аквариум-кафе – с плавающими в нем клиентами. Он смотрит на глухонемых.

ОН: И куда все ушло? Куда? Где оно? Вы можете сказать – где оно?!

Глухонемые, переглянувшись, пожимают плечами. Он выходит на остановке.

ОН и ДРУГ. Они пьют пиво в баре.

ОН: Однажды в вагоне лучшего в мире метро тебе уступит место лохматый и молоденький парнишка, и ты сядешь на это место, потому что тебе уже хочется посидеть. Ты взглянешь на него и вдруг тупо и глупо почувствуешь, что ты уже постарел!

ДРУГ: Между вами ничего тогда не было?

ОН: Нет…

ДРУГ: Мне казалось…

ОН: Нет! Ох, как она этого боялась!

ДРУГ: Что дома?

ОН долго молчит, оглядывает помещение, слушает разгноголосицу.

ОН: Как в бане…

ДРУГ: Что?

ОН: Мне страшно… Ты ведь знаешь – со мной не соскучишься…

ДРУГ: Что думаешь делать дальше?

ОН: Не знаю… Все шутим, все играем…

ДРУГ: Вам нужно вдвоем на неделю уехать из Москвы и там, вдали за рекой в тени деревьев – выяснить ваши отношения.

ОН: Как это сделать?

ДРУГ: Купить билет.

ОН: Куда?

ДРУГ: На поезд куда-нибудь

ОН: Может, самолетом?..

ДРУГ: Нет, поездом, только поездом!

ОН: Почему?

ДРУГ: Там укачивает, успокаивает… за окошком все меняется…

ОН (после паузы): ночью за окном ничего не видно.

ДРУГ: Ночью не нужно смотреть в окно. В купе на столике лампочка, рядом салфеточка, на салфеточке бутылочка и динь-динь – стаканчики… и стук-стук колесики!!! Эх, сам бы поехал, да не с кем!

ОН: Прокатись с женой.

ДРУГ (грустно): Вот с женой и будешь ночью смотреть в окошко, а за ним ничего не видно, кроме отражения твоего старого лица, а лицом к лицу – лица не увидать…

ОН: Да… большое видится на расстоянии. (Смеется.)

В доме, где живет ОНА. ОНА входит в комнату, Саша лежит в постели, читает. На стуле у изголовья лекарства. Сын болен ангиной, он говорит шепотом

ОНА: Зачем ты читаешь? Тебе нельзя. Поставь градусник.

САША: Интересно! Мама, слушай, как красиво! (читает): «Есть на свете такое, что никогда не меняется. Есть такое, что остается навсегда!»

ОНА выхватывает у него листок

САША: Ну, ма…

ОНА: Молчи! Тебе нельзя разговаривать.

САША: Мне нравится твой человек, которого ты не видела семнадцать лет. Не то, что вы – какие-то серые, нахмуренные… я чувствовал себя с ним ровесником.

ОНА: Это не делает ему чести, ведь он не мальчишка.

САША: Дело не в этом…

ОНА (присаживается к нему на постель. Читает):

«Но что-то бьется словно пульс под асфальтом мостовых, бьется словно крик под камнем зданий, под тяжелыми шагами уходящего времени, под жестоким копытом зверя, дробящего кости городов, что-то прорастает, как цветок, вновь прорывается из земли, и, бессмертное навеки верное, вновь оживает, словно Апрель».

Молчит.

САША: Это первый и лучший урок литературы, который я получил за девять лет в школе!

ОНА (вынимает градусник, смотрит и кладет на стол): Хорошо же ты учился девять лет. (Читает): «Лепет лесного ручья в ночи, смех женщины в темноте, звонкий, дробный стук гравия под граблями, полуденный стрекот кузнечиков на знойном лугу, тончайшая паутина детских голосов в ясный день – вот что навеки неизменно. Все, что от самой земли, не изменяется: лист, былинка, цветок, ветер, который плачет и засыпает, и пробуждается вновь, и деревья, чьи окоченелые руки содрогаются и стучат друг о друга во мраке, и прах давным-давно зарытых в землю влюбленных, – все, что рождает земля в каждое время года, – да, все, что течет и меняется и вновь возникает на земле, – все это пребудет неизменным, ибо возникает из земли, а она не меняется – и все возвращается в землю, а она вечна. Одна только земля непреходяща и она пребывает вовеки». Это из этой КНИГИ?

САША: Да. Этот листок я у него украду. Он сказал: легко научиться читать, но трудно научиться уметь читать. Усекаешь?

ОНА: Усекаю. Прими лекарство, усекатель. Говоришь о литературе и употребляешь вульгарные словечки.

САША: Это детали. Главное – мысль! Мысль усекла

ОНА: Мысль усекла.

Звонок в дверь, ОНА идет в прихожую. Возвращается с конвертом и вынимает железнодорожный билет.

САША: Что это?

ОНА: Билет на поезд…

САША: На поезд? Куда?

ОНА (подходит к окну и рассматривает коричневую картонку): В Таллин…

САША: Красиво…

ОНА: Что красиво?

САША: …и прах давным-давно зарытых к землю влюбленных и тончайшая паутина детских голосов в ясный день «вот что навеки неизменно»…

ОНА: Сумасшедший…

В доме, где живет ОН. За столом, ОН, ЖЕНА, ДРУГ и СОСЕД.

ДРУГ: Слушайте стихи!

ОН: Что, что клубился? Пот?

ДРУГ: Под! Дэ, дэ. Невежда! (обходит стол, целует руку ЖЕНЕ):

ЖЕНА: так просто и так красиво!

ДРУГ (садится рядом с соседом): Когда-то я знал наизусть чуть ли не всего «Онегина».

СОСЕД: Что вы говорите?

ОН: Молодец ты был когда-то.

ДРУГ:

СОСЕД: Я давно вас не видел. Как дела?

ДРУГ: Все уладилось. А вы как?

СОСЕД (вынимает из кармана круглый камешек с крупную вишню): Вот, полюбуйтесь!

ДРУГ: Что это?

СОСЕД: Камень. Камень из моей печени! Вот и весь сюжет.

ДРУГ (берет камень в руки и идет с ним вокруг стола к НЕМУ):

ЖЕНА: Давайте выпьем, а?

ОН (Обрадовано): Давайте!

Все пьют.

СОСЕД (ЕМУ): А вы куда едете?

ОН: В Таллинн.

СОСЕД: Надолго?

ОН: Дня на три, на четыре.

ЖЕНА: Я тебе завидую. Мне хотелось бы поехать с тобой.