Олег Соколов - Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти

С этим я распрощался с ними, сказав пару любезных слов моей бывшей жене, просто из хорошего настроения.

А настроение у меня было хорошее потому, что давно все так хорошо не складывалось в личной жизни, в работе, в военно-исторических проектах. Кроме того, в момент передвижения по городу на общественном транспорте, я, чтобы скоротать время, читал книгу одного из моих любимых французских историков, теперь, увы, покойного Жана-Поля Берто, того, с которым я познакомился во Франции еще в 1988 г. Книга называлась «Когда дети говорили о славе», и она, несмотря на такое, казалось бы, не слишком научное название, на самом деле была прекраснейшим исследованием по идеологии Наполеоновской империи. Причем мысли Берто прямо на 100 % совпадали с моими, да и книга была написана просто великолепно.

Берто рассказывал на ее страницах о том, какой энтузиазм вызывало тогда у молодежи все, связанное с воинской доблестью. Он писал о рыцарском духе, о высокой энергетике, о настоящем благородном порыве, который царил в менталитете Наполеоновской империи. То есть снова мои вечные «Три мушкетера», только написанные гениальным историком, на солиднейшем научной базе.

Когда читаешь такие вещи, просто душа поет!

Итак, я был просто счастлив: скоро я поеду на «битву» при Аустерлице, где у меня будет прекрасное командование, скоро с Настей мы сделаем для Университета очень важную и очень интересную работу. Кроме того, я получил просто восхитительное предложение по поводу работы над русско-французским проектом по созданию исторического парка, то, о чем я давно мечтал; я встретился детьми, которые меня любят и которых я также очень люблю; наконец, я бегу на Московский вокзал, чтобы встретить мою возлюбленную, чтобы говорить с ней на интересные темы, нас ждет красивый ужин, а потом, конечно, я надеялся получить радость разделенной любви! Что может быть лучше!

Так, что на Московский вокзал, ровно к прибытию поезда, я пришел абсолютно счастливым человеком, открытым только для добра и радости! И это абсолютная правда!

И вот в 21:35 приехал «Сапсан». Настя не знала, что я буду ее встречать, потому что мы думали, что я буду заниматься научной работой, а время было не позднее, и передвигаться по центру города в эти часы совершенно безопасно. Но я был так счастлив, что не хотел заниматься работой, а хотел быстрее увидеть свою возлюбленную.

Люди поспешно выходили из поезда, и через несколько минут я увидел ее. Бросился навстречу, очевидно, ожидая такого же радостного энтузиазма и со стороны Насти, но она только просто поздоровалась и довольно прохладно поблагодарила меня за то, что я пришел встречать ее на вокзале.

Не сказал бы, что я обиделся… но я все же предполагал, что встреча будет другой.

Обычно с Московского вокзала мы брали такси, но дело было в том, что у Насти вещей не было, только маленький ноутбук, у меня тоже, только легкая сумка. Автобусов и троллейбусов, которые шли в сторону нашего дома, было более, чем достаточно, а как раз такси у Московского вокзала часто надо было долго ждать.

Поэтому мы прошли до остановки, и тут же сели на троллейбус, так как еще раз подчеркиваю, по Невскому в это время идет очень много общественного транспорта.

Сели на сиденье. И опять меня что-то кольнуло. Настя разговаривала со мной прохладно, без всяких видимых знаков чувств ко мне. Но все же мы были практически официально жених и невеста, и через пять дней должны были подать заявление о вступлении в брак! Но моя возлюбленная сидела с «прямой спиной», никак не прильнув, не облокотившись о меня, как это обычно делает любящая женщина, а разговаривала так, что казалось ее мысли были где-то в другом месте. О своей работе в архиве она рассказала лишь в двух словах, кратко и сухо.

Сейчас, много времени спустя, узнав ряд фактов, о которых тогда я не имел понятия, я понимаю, что чувство в ней по отношению ко мне уже умерло. Но тогда, весь охваченный любовью к этой девушке, я не замечал, или скорее не хотел замечать этого…

Но вот мы приехали, дошли до дома. Настя была обрадована, что ничего готовить не надо, все угощения уже через минуту были на столе, а она явно проголодалась, да и готовить особенно не любила.

Теперь мне показалось, что она чуть оттаяла, и ее настроение стало заметно лучше.

Мы зажгли свечи и принялись за ужин, поднимая бокалы за пятилетие нашего знакомства, ведь мы в первый раз сидели за этим столом ровно пять лет тому назад. Все вроде стало прекрасно. И как тогда, в первый раз, мы стали говорить на научные темы. В частности, заговорили о книге Берто. Настя уже читала ее и даже активно работала с ней, и была также в энтузиазме от этой прекрасной исторической работы. Потом, мы заговорили об истории вообще.

Оценивая современных историков, Настя высказал мнение, что историку необходимо не только прекрасно знать изучаемую эпоху, прочитать тысячи архивных документов, понимать, чувствовать объект своего исследования, но и кроме этого, он должен уметь ясно излагать свои мысли и, что очень важно — уметь говорить, делать так, чтобы его лекции были интересны и понятны слушателям, а потом после короткого раздумья она произнесла:

— Только у Вас, у единственного из российских историков есть все эти качества, соединенные вместе, и поэтому я считаю, что Вы — лучший историк современной России.

После этой фразы, которая останется в моей памяти до конца жизни, Настя вдруг спросила меня, что я думаю по поводу того, что ее пригласил на день рождения ее однокурсник, то ли на 9-е, то ли на 10-е ноября. Я не высказал бурного восторга по поводу этой перспективы, хотя и не собирался категорически противиться тому, чтобы она пошла на этот праздник. Более того, мне вдруг пришла идея «разменять» этот день рождения на встречу с моими детьми. И, забыв об опасности, которую представляли некоторые вопросы, я спросил:

— Когда мне лучше встретиться с детьми, в субботу или воскресенье?

Слово «дети» вызвало вдруг совершенно немыслимую реакцию. Настя начала вдруг ругаться, кричать, а потом встала и, доведя себя до бешенства, стала выкрикивать дикие, немыслимые проклятия в мой адрес и в адрес моих детей. Все это было так неожиданно, внезапно «на ровном месте», что я совершенно опешил. Еще несколько минут назад умная, интеллигентная девушка, кричала, вопила, ругалась матом и кажется бросилась на меня с кулаками. Почему говорю «кажется», потому что меня все настолько ошарашило, что мои воспоминания с этого момента носят отрывочный, фрагментарный характер.

Если она бросилась в этот момент с кулаками, не исключено, что я оттолкнул ее ладонью, как это было уже несколько раз до этого. Именно оттолкнул. Настя неоднократно заявляла мне в ходе предыдущих более-менее адекватных ссор, что, если я хоть раз ее ударю, мы расстанемся навсегда. Поэтому ударить ее для меня было бы немыслимо, это было как Заповедь.