Олег Соколов - Исповедь о жизни, любви, предательстве и смерти

Дарить все это мне доставляло удовольствие, но это тоже были расходы и немалые, единственная маленькая тайна, которая у меня была от Насти. Мы решили перенести наше бракосочетание на весну, на конец апреля 2020 года. Я был уверен, что за зиму сумею заработать достаточно денег, и мы сможем достойно отметить это событие.

Когда мы пришли во Дворец бракосочетаний, чтобы попросить о переносе даты нашей свадьбы, нам ответили, что дату перенести нельзя, но можно просто аннулировать заявление, а потом, начиная с 12 ноября, подать заявление на весну следующего (2020) года.

Так мы и решили сделать, решив, что пойдем во Дворец бракосочетаний утром 12 ноября, чтобы выбрать самый удобный день и время для нашей свадьбы.

Словом, несмотря, как я уже говорил, на какой-то внутренний надлом, который я ощущал в Насте, внешне наши отношения были, казалось бы, хорошими, и я надеялся, что все поправится, и что совсем скоро мы будем мужем и женой.

Увы, при этом вопрос с моими детьми, начиная с осени 2018 года, обострился до предела. И в 2019 году превратился просто в постоянный кошмар.

Однажды в октябре, когда в очередной раз я гулял с детьми и шел с ними в кино, Настя позвонила мне и стала оскорблять меня и детей. Я повесил трубку, она звонила мне еще раз 10–15, но так как я не отвечал, она стала присылать мне смс с чудовищными, ужасающими оскорблениями: «Ненавижу тебя и твоих тварей, ненавижу… ненавижу твоих уродок…» И так далее, таким образом, что отвратительно даже повторять эти ужасные, мерзкие слова.

Причем отличительной чертой этой и других ссор этого периода было то, что Настя стала в моменты острых конфликтов широко использовать «ненормативную лексику». Эта изысканная, образованная девушка вдруг с осени 2018 г. стала в порывах злобы материться как уголовник. Нет необходимости пояснять при этом, что она в такие моменты не обращалась более на «Вы», не только не говорила больше «Сир», но называла даже не по имени, а только по фамилии «Соколов». Все это казалось мне тогда необъяснимым, но в эпилоге этого трагического романа читатель найдет объяснение этому, на первый взгляд, странному факту.

Казалось бы, после всех этих диких фраз, которых было гораздо больше чем те, что я написал здесь, нужно было просто выставить ее прочь из дома. Но едва я решительно собирался это сделать, в очередной раз, как она снова обнимала меня, плакала. Я уже не в резкой, но в самой доброжелательной форме говорил примерно так: «Милая, я очень тебя люблю, но не могу выкинуть из моей жизни моих маленьких детей! Они ни в чем не виноваты! Если ты не можешь переносить сам факт их существования — уходи! Я не буду тебе препятствовать, никак не буду мешать, а только помогу. Я сниму тебе на первое время квартиру, помогу деньгами. ну а дальше живи, как знаешь, как хочешь, с кем хочешь… Но, если ты любишь меня, тебе нужно признать, что у меня есть дети, и ты должна примириться с этим, научиться как-то принимать их».

На подобные речи она обычно ничего конкретного не отвечала, чаще просила простить ее, говорила, что погорячилась, что когда наш брак будет законным, и у нас будут общие дети, она сможет легче переносить моих детей от предыдущего брака. И я снова все прощал, прощал чудовищные, страшные оскорбления… Почему? Ответ очень прост, я любил, любил всем сердцем, и как все влюбленные был слеп к тому, что происходило.

Я не знал, что вопрос о детях лишь повод, спусковой крючок для Настиного гнева, что разлом, произошедший в середине 2018 г., очень глубокий, и наша любовь была уже смертельно ранена, или, точнее сказать, убита. Но я этого не знал.

В октябре 2019 г. мы снова поехали с Настей во Францию. У моего старого хорошего друга Жака Вюйе был юбилей, и я решил, чего бы то ни стоило, навестить его. Поэтому мы поехали буквально на несколько дней в Париж, практически без отрыва от лекций.

Сам юбилей был довольно скучным, было много неизвестных мне людей, и тем более незнакомых Насте. Это был, как часто справляются по Франции подобные праздники, огромный фуршет на лужайке перед роскошным загородным особняком, и в нем самом. Здесь «тусовались» более полутора сотен человек. Было несколько интересных людей, но вообще на этот вечер мы приехали только, чтобы почтить юбилей человека, много сделавшего для меня в жизни.

Зато прием у моего друга полковника Кортеса, заместителя командира полка кавалерии Республиканской гвардии был поистине прекрасным. Этот человек, с которым меня связывала настоящая мужская дружба, был поистине образцом французского офицера классической эпохи. Всегда подтянутый, во всех отношениях достойный, прекрасный кавалерист, весельчак и при этом разносторонне образованный человек, он был таким, каким я хотел бы видеть настоящего офицера, настоящего друга. Он словно сошел со страниц «Трех мушкетеров» или «Мемуаров Марбо». При этом он был примерным семьянином, и у него было четверо детей, причем старший, прекрасный мальчик, увлеченный идеями чести и рыцарства, собирался поступать в «Сен-Сирскую военную школу», самое престижное военно-учебное заведение Европы.

Служебные апартаменты полковника Кортеса — это настоящие дворцовые залы, расположенные в казармах Республиканской гвардии, построенных в конце XIX в. Здесь были продуманы удобные помещения для рядовых, просторные квартиры для офицеров, а для командования полком прямо-таки залы как в Версале.

Но при этом жалование современного полковника не позволяет содержать слуг, и потому дети Кортеса разных возрастов (за исключением двух малюток, которых сразу отправили спать) играли роль обслуживающего персонала на званном вечере. Воспитанные в лучших обычаях классических традиционных семей, они, не выказывая ни малейшего неудовольствия или нетерпения, приносили закуски к аперитивам, а потом, когда гости уселись за стол, подавали блюда и напитки, словно безупречные официанты, при этом сами ничего не ели и не пили, а только любезно улыбались, обслуживая гостей.

Все было оформлено в столь традиционном французском стиле, что гостеприимный хозяин отпечатал даже меню, украшенное красивыми виньетками, где значилось: «Меню торжественного ужина в честь приезда в Париж генерала Соколова».

Было много интересных людей. Полковник Кортес специально пригласил офицеров, прошедших «горячие точки», историков и одного из моих знакомых журналистов. Всего нас было вместе с полковником и его супругой четырнадцать человек, то количество гостей, при котором возможен общий, единый разговор. За аперитивом, пока приглашенные сидели в разных углах просторной гостиной, параллельно шло несколько бесед. Но когда все гости сели за огромный стол, накрытый для ужина, как принято было в старой Франции, говорили много, но по очереди, не перебивая друг друга, а поддерживая общий интересный разговор, который я как почетный гость, «старший по званию», направлял в нужное русло. Отмечу, что во Франции в хорошем обществе парочки никогда не сидят рядом, всех рассаживают так, чтобы не было разговоров по углам, и велась общая беседа. Поэтом Изабель (она была записана, разумеется, под этим именем) сидела напротив меня на другом конце огромного стола. Полковник Кортес сидел слева посередине стола, его жена строго напротив, как и полагалось по правилам этикета.