Шадийе Османоглу - Мой отец Абдул-Хамид, или Исповедь дочери последнего султана Османской империи

Несколько дней спустя Меджлис вынес решение о смещении отца с престола и восхождении на престол Решада-эфенди [31] Решад-эфенди – Мехме́д V Реша́д (1844–1918) – 35-й султан Османской империи (1909–1918) и 100-й халиф. Вступил на престол в результате младотурецкой революции. . Отец был довольно хладнокровен: «Значит, за тридцать три года я не сумел им угодить! Пусть тот, кого они выбрали, правит хорошо. Прошу об одном: отправьте меня вместе с моей семьей во дворец Чираган, к брату». Делегация, сообщившая решение Меджлиса, возразила: «В Меджлисе было принято решение отправить вас в специально выделенную для этого резиденцию в Салониках». Отец заметил: «Я устал, и мой возраст не располагает к длительным путешествиям. Я готов поклясться Аллахом, что не претендую на престол, я лишь хочу проживать со своей семьей в Чирагане». Делегация удалилась, сообщив, что доложит об этой просьбе Меджлису, а полученный ответ передаст Джеват-бею. Через час-два пришел ответ. Джеват-бей, еще несколько дней назад лежавший у отцовских ног, целовавший ноги отца и взявший у него пачку денег, очень резко сообщил, что Меджлис постановил отцу немедленно готовиться к отъезду в Салоники. Слова и выражения, которые он употребил при этом, стыдно было бы адресовать даже простому человеку. Отец очень огорчился. Когда отец был у власти, Джеват стремился быть ближе всех к его персоне, угождал и лебезил, однако, когда отец пал, он превратился в бессовестнейшего врага. Отец попытался вежливо настаивать на своем: «У кого только хватило совести оставить во дворце голодными и в опасности столько безгрешных и невинных женщин и детей! Что касается меня, то я совершенно не важен, не о своем благополучии я думаю». Джеват-бей ответил следующим образом: «Надо было раньше думать о том, что с вами случится». Отец парировал: «Помощник мыслей — Аллах. Конечно, мое смиренное сердце получит однажды заслуженное вознаграждение, а неблагодарных настигнет возмездие». В тот момент глаза моего дорогого отца наполнились слезами. Если бы в ту минуту, когда я это видела, мне воткнули нож в сердце, я бы точно не почувствовала боли. Во дворце раздался крик, и мы бросились к окну. В распахнутые ворота дворца входили военные с примкнутыми к винтовкам штыками.

Я стояла рядом с отцом в его кабинете дворца Иылдыз. Гарем, в котором находились наши матушки, окружили солдаты. Ими командовали офицеры. Они сдерживали их, не позволяя случиться насилию. В саду, перед зданием кабинета, начали стрелять. Я была готова сражаться, пренебрегая жизнью. Тут же выскочила наружу, пробежав мимо вооруженных военных, влетела в нашу комнату в гареме к матери. Всех удивил этот неприлично смелый и отважный побег не покрытой покрывалом девушки, за моей спиной кричали: «Куда ты? Стой!» Я ответила: «Что вы кричите? Я не убегу на улицу». Они не знали, кто я, и провожали меня изумленными взглядами, широко раскрыв рот. Я вошла в свою комнату и обнялась с мамой. Сообщила, что собираюсь тотчас ехать с отцом в Салоники. Мама начала аккуратно собирать вещи. Я быстро собрала часть драгоценностей, подаренных отцом, спрятала себе за пазуху, вновь обняла и поцеловала маму. Бедняжка расплакалась и крикнула мне вслед: «Не ходи, они убьют тебя!» — но я уже выбежала в сад. Я снова прошла мимо стрелявших, которые сеяли смерть, и снова оказалась рядом с отцом.

Отец не закончил разговор с Джеват-беем. Он настоятельно повторял, что не хочет ехать в Салоники, а тот настойчиво и даже враждебно твердил, что решение принято, и приказ будет исполнен. Когда я вошла в кабинет, Джеват-бей решил выйти, однако я преградила ему путь и сказала: «Джеват-бей, я видела, как неделю назад вы с благодарностью валялись на полу перед моим отцом, целовали ему ноги и с какой благодарностью вы прятали деньги себе в карман, и я слышала, каким льстивым языком вы с ним разговаривали. Сейчас же я стала свидетельницей того, какой тон вы выбрали для разговора и какие слова используете, и понимаю, что вы сняли маску и показали свое истинное лицо. Не забудьте, что перед вами стоит девушка, которая кажется вам слабой, но решимость в ее сердце велика, и она отомстит таким неблагодарным и коварным людям, как вы».

Затем я подошла к отцу, он с изумлением посмотрел на меня и, не сказав ни слова, вышел из комнаты. Мой отец решил ехать и разрешил всем, кто еще жил во дворце, прийти в кабинет, чтобы попрощаться. Я собрала все сигары, какие только нашлись в шкатулках по комнатам, все сложила себе за пазуху, потому что сигары были особой любовью отца и могли больше всего понадобиться ему в дороге. В то время я была худой, однако туго набила себе корсаж вещами отца, которые могли ему понадобиться в дороге и на чужбине.

Я совсем не заметила, что непропорционально потолстела и увеличилась настолько, что могла привлечь внимание окружающих. Когда я наконец это осознала, то сняла с одной из девушек головной платок, а с другой — манто. Я надела их на себя, чтобы, не обращая на себя ненужного и опасного внимания, спокойно выйти. Я потихоньку сказала об этом отцу. Потому что теперь нас, как бы то ни было, выселяли.

Было необходимо во что бы то ни стало не стать жертвой паники и ничем не спровоцировать новых хозяев.

В какой-то момент мне нечто бросилось в глаза: это была желтая сумка, которую носил один из евнухов, стоявший за спиной у отца во время Пятничного приветствия. Я спросила у одного из евнухов, что в сумке, и мне ответили: «Это сумка для воды нашего господина». Я тут же схватила эту сумку, чтобы мой папочка не остался без воды.

К дверям подогнали два экипажа, их тут же окружили вооруженные военные. Был отдан приказ, чтобы мы немедленно садились; все обитатели дворца, во главе с нашими матушками, братьями и сестрами, собрались вокруг и рыдали навзрыд: «Господин наш, не уезжай! Увези и нас».

Отец совсем не хотел говорить, однако спустя некоторое время обратился ко всем собравшимся: «Дети мои, у вас у всех есть матери, вы не одиноки, вы остаетесь с ними. Только бездетная Фатьма-ханым поедет со мной».

Я тут же ответила: «Господин мой! К сожалению, я не могу выполнить ваш приказ, я уже простилась с матушкой. Что касается братьев с сестрами, я отвечать за них и решать не могу. Но сама я не желаю ничего, кроме того, чтобы остаться рядом с вами до последней минуты своей жизни, какая бы участь меня ни ждала. Мы будем вместе».

Спорить времени не было, мы медленно спустились по лестнице, разделились на два экипажа, я села в отцовский.

Охранники намеревались, как только отец сядет в экипаж, тут же увезти его и оставить нас позади, но, видимо, Аллах, который был на нашей стороне, сбил их с толку, и им это не удалось. Мы простились с дворцом Иылдыз, в котором уже неделю как отключили электричество, когда на улицах стемнело.