Аня Гучи - #НЕДОМУЖИКАМ вход воспрещен. Как оставить нездоровые отношения в прошлом

– Ты живешь по своей конституции, законы которой написал ты сам, папа! Этот несправедливый, жестокий мир, спасения в котором нет, придумал ты! И хочешь, чтобы мы жили в нем! – рыдала Аня.

Отец запретил ей идти в полицию, потому что боялся, но Аня все равно пошла. Когда в дом пришли представители закона и увидели всю эту картину, они сказали: «Вы же знаете наши законы: пока никого не убили и не изнасиловали, мы их не можем посадить, нет тела – нет дела. А если вы напишете заявление, мы заберем его на сутки, но потом все равно отпустим». Безысходность и беспомощность чувствовала Аня, она просила помощи у всех – у мужчин во дворе, у полиции, у отца, но никто, никто не хотел вмешиваться, не хотел себе проблем…

И подобные случаи в детстве Ани еще повторялись: в их доме, там, где ребенок должен чувствовать себя безопасно и защищенно, постоянно обитали различные асоциальные личности, а там, где есть нищета, алкоголь, наркотики, присутствуют и другие еще более страшные человеческие пороки. Она жаловалась отцу, но тот ни разу за всю ее жизнь не заступился ни за нее, ни за брата с сестрой – боялся. И у Ани были десятки знакомых из ее далекого «коммунального прошлого», кто пережил подобное, – это случалось с детьми из неблагополучных семей, и часто это совершалось со стороны тех, кто был вхож в дом: отчим, дед, друзья семьи. Некоторых из тех жертв уже нет в живых, большинство сломались и спились, а те, кто приспособился, никогда об этом не расскажут. Потому что стыдно! Это та правда, о которой не принято и стыдно говорить, но уже невозможно молчать! Ребенок не может быть в чем-то виноватым. Мы не можем выбирать семью, в которой нам родиться, и не можем влиять на то, что с нами происходит там, но мы, наши решения и выборы определяют будущее – то, каким оно станет, и то, какими вырастут наши дети. Отец Ани сам пережил подобное в детстве – его маленькую сестру изнасиловали на его глазах, и то чувство стыда, которое ему привили тогда взрослые, осталось на всю жизнь. И именно это чувство он пытался внушить своим детям. Стыдно должно быть не жертвам насилия, а тем, кто их осуждает, травит и смеется над ними! Из-за таких людей, которые внушают чувство стыда жертвам насилия, преступления замалчиваются, а выродки, которые это совершают, продолжают жить и радоваться, зная, что беззаконие и безнаказанность процветает! Из-за людей, которые осуждают жертв насилия, мы живем в таком мире! Рушатся жизни миллионов людей! И те, кто осуждает жертв и внушает им чувство стыда, автоматически становятся защитниками моральных уродов, которые это совершают. И если человек испытывает чувство стыда и пытается его навязать всем – стоит задуматься, почему он его испытывает? Их чувства связаны с их страхами и комплексами, они сами боятся осуждения и хотят жить в мире себе подобных.

Так продолжалось долгое время, пока однажды благодаря одному инциденту мама не рассталась с Михаилом. Тогда она думала, что это навсегда, но это была лишь временная пауза. И то она на какое-то время позволила вздохнуть свободнее Аниной семье. А дело было так: как-то раз, Аня, возвратившись домой, застала Мишу с другой женщиной. В тот день она, как обычно, поднялась по лестнице на третий этаж, открыла ключом дверь, с ней были ее брат и сестра, она всегда их забирала из школы. Квартира была погружена в сумрак, было подозрительно тихо – лишь были слышны отзвуки какой-то возни, происходящей в дальней комнате. Аня велела детям разуться и ждать в прихожей, никуда не ходить, пока она не проверит, что все в порядке: в ней затаилось чувство опасности. Не включая свет, она на цыпочках прошла по темному коридору, дверь одной из комнат была приоткрыта – тусклый луч света от ночника ложился узкой полоской на пол. Она тихонько прислонилась к щели приоткрытой двери, ее взгляду предстала омерзительная картина: Аглая лежала на диване, волосы ее были растрепаны на подушке, руки раскинуты в стороны, а на коленях перед диваном, держа Аглаю за разведенные бедра, стоял Михаил. Энергичными движениями бедер он вгонял свою плоть в тело бессознательной женщины, периодически он ее придушивал, хлопал по щекам – ему хотелось эмоционального ответа, но она была, как обычно, под кайфом. Глаза его были налиты кровью, лоб покрывала испарина, живот омерзительно содрогался наподобие студня в такт его движениям. «Хлоп, хлоп, хлоп» – звук соприкасающихся тел, тошнота подкатывала к горлу Ани. Ей стало дурно. Она отошла. Мать спала в соседней комнате. Аня пошла ее разбудить, удалось ей это не сразу – ведь она, как и всегда, была пьяна. Мама привстала, опустила ноги на пол, засунула их в тапки, стоящие подле кровати, запахнула халат и пошла в направлении той комнаты, куда вела ее дочка. Увидев происходящее, мама бросилась на Мишу с кулаками и воплями. Он вскочил – омерзительный, голый, потный – и начал ее отталкивать, дальше видеть Аня этого не могла. Она вернулась к брату с сестрой в прихожую. Очередная потасовка, ругань, побои. Аня судорожно набирала телефон полиции, по звукам, доносящимся из комнаты, она понимала, что у них драка, этот мерзавец снова избивал мать. Дальше все как в тумане: приехала полиция, его забрали, Аня прикладывала лед к опухшим ушибам на лице матери. Из глаз Нади текли слезы. Она не переставала говорить: «Никогда больше, с меня хватит». Аглая так и лежала голая на диване, даже шум драки не смог вывести ее из наркотического опьянения. Это был страшный вечер, но после него на некоторое время жизнь пришла в некое подобие нормы: мама перестала пить, с любовником было покончено, и жизнь приобрела хоть какие-то позитивные краски. Но длилось это недолго, может, пару месяцев, может быть, полгода. В один из дней, вернувшись из школы, Аня снова застала дома маму в обществе Миши. Он был одет с лоском – аккуратно подстрижен, выбрит, в синих брюках и голубой рубашке, – глаза мамы сияли. Парочка уютно устроилась на кухне, на столе стояла ненавистная початая бутылка водки с нарезанной на тарелке закуской – огурец, колбаса, сыр; в этот раз Миша не поскупился и даже прикупил мороженое детям, оно лежало в морозилке, о чем он с милой улыбкой сообщил Ане.

«Мразь, – думала Аня. – Будто можно поганым мороженым сгладить все то дерьмо, которое ты сделал». Разумеется, она ничего не сказала, только стиснув зубы и процедив сквозь них холодное «Спасибо», ушла в комнату. В горле стоял комок негодования, боли, злобы, обиды, возмущения. Все эти чувства терзали ее душу, жизнь вернулась на круги своя – пьянки, ругань, ссоры, драки, – только вмешиваться во все это она уже не хотела: чувствовала свое бессилие и обреченность попыток вразумить мать. Но всему в этой жизни приходит конец, и однажды, пусть и не по инициативе мамы, а волею закона, Миша исчез из их жизни навсегда – его посадили. Он совершил очередное тяжкое преступление. Его просто пришли и забрали люди в форме. Даже не верилось, что такое возможно. Ане на тот момент было уже четырнадцать лет.