Аня Гучи - #НЕДОМУЖИКАМ вход воспрещен. Как оставить нездоровые отношения в прошлом

Мама Ани, Надя, родилась в одной из деревень республики Беларусь в среде необразованных фанатично-религиозных людей (единственное учение, которое там приветствовалось, было «учение Христово»). Эти люди были полны предрассудков, предубеждений, страхов и комплексов. Из своей «увлеченности» они создали культ, который носил навязчивый характер: «все, кто не с нами, тот против нас». Они делили людей и явления на черное и белое, где их религия – добро, любовь, свет, а другая религия или неверующие от лукавого. Люди делятся на друзей и врагов. Друзья – люди этой же религии, а враги – это все остальные, включая неверующих. В этой среде люди одержимы некой идеей, что они «спасатели заблудших» и «носители абсолютной истины», своей обязанностью они считали донести ее до каждого. Рационального, логического мышления в той среде нет, впрочем, как и духовности, о которой там так много говорили. К людям, которые не верили в их убеждения, они относились, как к «заблудшим овцам». Они считали, что у них неправильное мировоззрение и их срочно нужно спасти и привести к «истинной вере».

«Слепая вера» овладела разумом этих людей настолько, что их перестали интересовать «мирские и земные заботы»: желание иметь материальные блага, счастье и здоровье своей семьи, вопросы образования, самореализации. Из их уст постоянно лились цитаты Священного Писания, это было похоже на заезженную пластинку. И даже самым абсурдным ситуациям, гадким поступкам и фатальным событиям они всегда находили объяснение – «на все воля божья». При этом они без малейшей критики относились к тому, что пишут в религиозной литературе, а многие из них даже не удосужились полностью ее прочитать, а тем более осмыслить. Жили эти люди по своим законам и канонам, удобным и оправдывающих только их самих.

В сообщество «носителей абсолютной истины» попадали в основном люди сломленные и потерянные, перенесшие глубокие психологические травмы, которые сильно подорвали их веру в самих себя. В «мирской жизни» они никак не реализовались, а в общине чувствовали себя важными, ценными – на собрании они вещали со сцены, советы раздавали, к ним прислушивались и уважали. Также туда попадали личности без собственной опоры в жизни – сироты, дети, выросшие в неполных и сложных семьях, – община становилась их опорой, они чувствовали себя ее частью, растворялись в ней и становились «трансляторами» ее идей. Вместо того чтобы укреплять веру в себя, в свои силы, поднимать самооценку и значимость, там растаптывали и уничтожали личность, подавляли волю, чтобы управлять, люди из общины должны чувствовать себя безопасно только среди единомышленников.

В одной из таких семей родилась Надя. Она была старшим ребенком в семье. У нее была сестра Аня младше ее на два года. Мать Нади Варвара была швеей, мастером на все руки, весь дом держался на ней, а отец пас коров в поле. Их черная изба была небольшой – кухня и комната, а также пристройка из сарая. На кухне лавки вдоль стен, в центре располагался обеденный стол, а в углу печь и сундуки, где хранилась одежда и игрушки-куклы, которые шила мама Нади. На полках, которые висели на стене, стояла духовная литература и различная религиозная атрибутика, ее в доме было столько, что хватило бы на церковную лавку. Вокруг дома был земельный участок: там мама сажала картошку, морковь, капусту, а дочки ей помогали. Жили они бедно – утром работали, а вечерами ходили на собрания, где пели псалмы и слушали проповеди. Женщинам и девочкам полагалось носить длинные юбки, закрывать плечи и голову. Жена должна была полностью подчиняться и слушать мужа, а дочки – отца, беспрекословно выполнять его поручения, повиноваться и всячески угождать, ибо его слово – закон. Мужчины в таких семьях зачастую скрытые тираны и садисты, они пользуются полномочиями, прикрывая их религией. Они унижали, издеваюлись, били жен за любую провинность, семейные ссоры выносить из избы не принято, поэтому женщины молчали. Так и мама Нади: молчала и выполняла свои обязанности, в том числе и мужскую тяжелую работу по дому: носила ведра с колодца, забивала полки, летом метала сено для коров, а если с чем-то плохо справлялась – получала от мужа, но терпела, потому что так принято.

Шли годы… Варвара находилась на восьмом месяце беременности третьим ребенком, мальчиком. Наде на тот момент было шесть лет, а сестре четыре года. Это было преддверие Нового года, все готовились к празднику, ничего не предвещало беды – мама занималась уборкой по дому, украшала елку игрушками, отшивала вещи для ребенка. Через несколько недель она должна была ехать в роддом, поэтому решила максимально подготовиться к появлению сына на свет: побелить потолки в детской комнате, так как мужа было бесполезно об этом просить, еще и получить можно за просьбы. К тому же его не было дома: это был выходной день, а в выходные дни он занимался более приоритетными задачами – «транслировал истину».

Дети бегали и играли на улице в снежки, и тут Надя услышала с улицы крик из дома:

– Надя, Надя! Помоги, сбегай к бабе Люде, пусть врача вызовет, мне плохо, Наденька! – жалобно кричала мама.

Надя забежала в дом и застыла от ужаса – мама лежала на полу, в щели деревянного пола стекала лужа крови, мамины ноги, руки и сарафан в крови… У нее открылось кровотечение от тяжелой работы. Надя побежала в соседний дом за бабушкой.

– Помогите! Помогите! – плакала девочка. – Помогите, мама умирает! Кровь везде, мне страшно, помогите! Вызовите врача! – вопила Надя.

– Боже, спаси ее душу! Она, наверное, рожает – уже пора, – воскликнула баба Люда, позвонила в больницу за срочной помощью и побежала с Надей в дом к Варваре. Больница находилась примерно в 150 км от деревни, врачам ехать было долго, да еще и погода плохая – метель на улице.

Баба Люда забежала в дом, за ней девочки – Варвара лежала вся бледная, губы синюшные, кровь стекала по ногам.

– Мне очень холодно, врача, прошу! Что с ребенком? Он не шевелится… Мне очень холодно, Люда, накрой меня… – стонала мама.

– Мамочка, любимая, мне очень страшно, – плакала взахлеб Надя. Она обняла маму и прикоснулась к ее губам, они были ледяными. – Мама, не уходи, не оставляй нас, прошу! Мамочка, ты же поправишься?! – умоляла девочка, взяв ее за ладони.

– Я умираю… Блаженство, я его ощущаю! Мы все будем вместе, но в другом мире… Наденька, если я умру – позаботься о сестре, я тебя оставляю за старшую…

– Мамочка, не говори так! Не говори! Ты не можешь нас оставить! – Надя поцеловала маму, ее губы были сухими. – Мама, – вскрикнула Надя, рыдая навзрыд, – живи! Мама! Умоляю, лучше я умру, а ты живи! Мамочка, родная! Ты подумала о братике, но не подумала о нас, о том, что у тебя останутся двое детей! Мама, живи, мы умрем без тебя!