Анатолий Терещенко - Записки опера,или Оборотни из военной разведки

Где истина? Сегодня уже трудно разобраться. Ясно одно: вербовка была, она состоялась, после чего агент начал действовать. А вербовали или принимали инициативное предложение Чернова сотрудники ФБР Мак Дугал и его босс Боб Стрейнджер. С октября 1962 по май 1963 года шпион провел с ними восемь конспиративных встреч.

Чем же заинтересовал их на первый взгляд ни чем не примечательный рядовой клерк военной разведки? В функции оперативного техника входили: обработка входящей и исходящей почты, фотографирование документов, добываемых нашими разведчиками, проявление тайнописи, использовавшейся военной разведкой для связи с агентурой. Кроме того, он имел доступ к документам, проходящим через резидентуру, причем ко всем, за исключением шифропереписки. Лучшего места для шпиона и придумать трудно!

Через две недели после вербовки Чернов, в надежде на вознаграждение, передал американцам специальное вещество, применяющееся сотрудниками ГРУ для тайнописи.

Чернов на следствии показал:

«Американец был очень доволен полученными образцами спецвещества и спросил, сколько мне нужно денег на эти таблетки. Я ответил, что мне ничего не надо, просто я был вынужден выполнить его требование о передаче средств тайнописи для ФБР и таким образом мы квиты: он скрыл от моего руководства факт хищения 200 долларов, а я, в свою очередь, вынужден таким образом произвести с ним расчет».

Но опять-таки это версия Чернова.

За таблетки ему все же вручают деньги — 10 000 советских рублей. По тем временам на эту сумму можно было купить две машины «Жигули». Начало предательства, таким образом, было щедро оплачено. Дальше встречи пошли по накатанной дорожке. Он стал подписывать свои шпионские сообщения псевдонимом Ник Найк.

На одной из последних встреч, перед отъездом Чернова в Советский Союз, сотрудник ФБР Боб Стрейнджер его тщательно проинструктировал. Он рассказал: о его обязанностях при негласной работе в Москве; какую информацию для американцев Ник Найк должен собирать; как ее зашифровывать и передавать в США; как подбирать места закладки тайников и даже как себя вести в случае разоблачения органами КГБ.

Из показаний Чернова на следствии:

«Шеф мне заявил, что в том случае если я буду разоблачен, в КГБ должен сказать, что я передавал американцам сведения в обмен на информацию об их агентах в СССР — мол, в порядке компенсации за свою деятельность против своей страны.

В разговоре он мне показал листок бумаги, на котором были напечатаны фамилии, имена, отчества и места жительства на нескольких своих агентов в разных городах Советского Союза. Этот листок он мне, конечно, не дал, но сказал, что такой же имеется в двойном дне приготовленного для меня футляра фотоаппарата. Дома я обнаружил этот список и переписал его в записную книжку.»

Возможно, и задумывался Чернов тогда над тем, что не делает чести американской разведке такое варварское обращение со своей агентурой, но разве мог он допустить, что через несколько лет данные на него самого американцы также передадут другому своему работающему агенту!

В этом, наверное, и заключается хваленая американская практичность. Их прагматизм — жертвовать отработанными клиентами или не захотевшими продолжать сотрудничество ради спасения более ценного агента. Оно и правильно с позиции логики «богоизбранных» заморцев: выработался — на свалку, под пресс забвения, а то и отправка прямым ходом к праотцам в результате «автокатастрофы» или «сердечной недостаточности».

Николай Дмитриевич хорошо усвоил замашки бесцеремонных хозяев и работал осторожно, продумывая каждый шаг на тропе предательства.

Из показаний на суде:

«Приступив работать фотографом в ГРУ после возвращения из США в 1963 году, я стал постепенно накапливать на фотопленках собранные сведения для последующей их передачи американским спецслужбам.

Я решил отправить кассету «Кодак» с микрокадрами, в которых, как было заранее обговорено с сотрудниками ФБР, сообщалось им шифром о том, что благополучно прибыл в Москву и продолжаю работать на старом месте.

Согласно инструкции, полученной от сотрудников ФБР, я копировал титульные и первые листы документов, отснятых за границей агентами ГРУ или оперативными офицерами. По их атрибутам, как говорили мне в Нью-Йорке, они смогут определить места хранения этих документов и вычислить источник утечки информации.

Бывало, что в день я приносил домой пару кусков скопированной пленки. По моим подсчетам, мне удалось передать американцам свыше трех тысяч кадров с информацией разведывательного характера.

В 1972 году, когда узнал о предстоящей командировке, во время которой посещу США, я упаковал фотопленки, вывез из СССР и передал сотруднику ФБР в вагоне поезда Нью-Йорк — Вашингтон. В апреле 1972 года я от американцев вместе с тремя пачками фотобумаги получил закамуфлированные в такую же пачку 30 000 рублей и фотоаппарат «Минокс». (Чернов с 1968 года работал в ЦК КПСС на должности младшего референта международного отдела. — А.Т.)

Американцы тогда мне дали задание собирать в СССР любые сведения о Главном разведывательном управлении Генштаба».

Именно в эту поездку шпион передал более трех тысяч кадров, вместивших огромный объем различных секретных документов о деятельности ГРУ. Следует заметить, что в тот момент он уже не работал в разведке — уволился из ГРУ в 1968 году, однако накопленные ранее шпионские материалы активно хранил «до лучших времен».

Дождался!

В то же время в Москве с представителями иностранных спецслужб он не встречался — боялся разоблачения. При фотографировании документов на их содержание внимания не обращал. Главным критерием отбора было то, чтобы документ имел гриф «Совершенно секретно», а еще лучше — «Особой важности».

Были мысли прийти с повинной. Обуревали сомнения, колебания, но страх за свою шкуру все же преобладал. Мысли о разоблачении, не проходившую тревогу, постоянный страх он заливал водкой. Пил каждый день дома и на работе. На почве хронического алкоголизма в 1974 году он попал даже на излечение в психоневрологическое отделение одной из престижных московских больниц. После выписки из такого знакового медучреждения он потерял место младшего референта международного отдела ЦК КПСС, где контрразведчикам было категорически запрещено работать. А ведь к тому времени в «поисковом кругу» у чекистов значилась и фамилия Чернов.

Часто менял места работы. За несколько лет до ареста ушел на пенсию. Думал встретить спокойную старость, пожить на даче — порыбачить, походить за грибами, подышать свежим воздухом Подмосковья.

Однако вернемся к «заслугам» шпиона перед американцами.