Анастасия Волочкова - Плата за успех. Откровенная автобиография

Конечно, Вазиев был в бешенстве! Он-то рассчитывал, что постепенно загубит мою карьеру, и выбросит на помойку, как отработанный материал, а тут Большой театр! И у него оставалась единственная возможность меня «утопить» — сделать так, чтобы я с треском провалилась на премьере «Лебединого озера» в Большом. И он прямо из Москвы срочно организовал каким-то образом мне гастроли в Америку, чтобы я не успела подготовиться к премьере. Причем даже не полноценные гастроли, так как танцевать мне предстояло не в театре. А просто в какой-то балетной школе, не мог же он дать мне блеснуть за рубежом.

И вследствие этих козней у меня оставалось всего два дня на репетицию, и нужно было улетать в Америку. А по возвращении в тот же день танцевать балет, который я буду исполнять впервые, в совершенно незнакомой мне постановке. Делать нечего, на эти два дня полетела в Москву, и Екатерина Сергеевна Максимова, и лично Васильев за эти два дня отрепетировали со мной всю партию. И даже удивлялись, как она мне легко дается. А сразу после этих двух дней я улетела в Америку.

Друзья, не подумайте, что мне и эта роль, и первое мое выступление в «Мариинке» дались легко. А то все впопыхах, быстро, за пару дней… Это титанический труд, огромная самоотдача и борьба. Просто иногда ты не можешь иначе, иначе ничего не получится. Если ты стремишься к успеху в своей профессии, хочешь стать лучшей, то отдаешь этому всю себя! И тогда можно успеть за два дня то, на что уходит обычно два месяца.

В последний день гастролей я попыталась, конечно, вернуться хотя бы на один день пораньше, чтобы успеть еще хоть немного порепетировать перед премьерой. Попросила Ульяну Лопаткину поменяться — у нее был утренний спектакль, а у меня вечерний. Но я не учла, что она была протеже Махара Вазиева, и, видимо, разделяла ко мне его «теплые» чувства. И она, конечно же, отговорилась. Сослалась на головную боль или еще что-то… В общем, отказала.

Так что, прилетев в Москву прямо в день премьеры утром первого апреля, совершенно без сил после гастролей и перелета поехала в Большой театр. И все, что я успела, — это один раз отрепетировать всю партию — надо сказать, все партнеры поддерживали меня как могли — и вечером уже выйти с премьерой на сцену. А спектакль очень тяжелый, там даже не 32 фуэте, как обычно, а все 48.

Но я справилась! И снова триумф! Я блестяще станцевала этот балет, зал долго не отпускал меня овацией. А я стояла на сцене и благодарила Николая Чудотворца за то, что он дал мне сил. А после сказала себе: «Настя, ты реально герой!» К слову, номер из этого балета я по сей день танцую на своих концертах, он называется «Русская», и настолько прекрасен, что на него даже снят отдельный клип на Красной площади. И его можно посмотреть в YouTube.

После этой успешной премьеры Владимир Васильев предложил продолжить сотрудничество. До этого я была на гостевом контракте, «приглашенная звезда», а теперь уже шла речь о переходе в Большой театр на постоянной основе. Нужно было выбирать. Поговорила с Колей Цискаридзе, он дал мне несколько дельных советов, и я решилась. И вскоре была зачислена в труппу Большого театра. Кстати, первым моим балетом после заключения постоянного контракта с Большим стал «Раймонда», которую Юрий Григорович поставил как раз для нас с Колей.

Приняли меня в театре, конечно, не с распростертыми объятьями. Прохладно. Помню, как Екатерина Максимова привела меня в гримерную, где сидели девочки из кордебалета, и предложила занять там место — ее собственный столик. Я удивилась — она же звезда мирового уровня, почему она сидит с кордебалетом? А не на третьем этаже, где традиционно сидят все солистки. А она просто сказала: солистки — это такой клубок змей, что лучше тебе с ними поменьше общаться. Захлебнешься ядом. И надо заметить, она была права… А с теми девочками из кордебалета я дружу до сих пор, у одной из них даже стала крестной ее дочки.

А Большой театр в те времена был совсем не похож на тот театр, которым является сейчас. Таким — более патриархальным, консервативным. Там не было особой охраны, возможно и вовсе никакой не было. Не было турникетов, на всех этажах просто сидели бабушки, которые за всем присматривали и поили нас водичкой в перерывах между репетициями. Мариинка в этом смысле была более современной — в Большом театре все еще оставались старые деревянные полы в пыли и занозах, не было профессионального линолеума, артисты ходили на репетиции в чем попало, в каких-то старых сланцах и заношенных халатах.

Я же следовала своим старым, устоявшимся традициям, хоть на меня и смотрели как на белую ворону. Носила яркий спортивный костюм и кроссовки, всегда приходила на репетицию заранее, приносила с собой резиновый коврик, чтобы не разогреваться на пыльном полу… Иногда я думаю, что с этого и началась моя тяга к яркой и красивой одежде в повседневной жизни. Женщина всегда должна оставаться красивой, в любых обстоятельствах. А артисты балета слишком много времени проводят на репетициях, чтобы в свободное время позволять себе выглядеть блекло. Надо всегда быть на высоте. Мы — артисты! И мне уже тогда было скучно смотреть на себя в трико, и я предпочитала приходить в зал в ярком купальнике, шортиках или обтягивающих брючках. И за это меня осуждали.

Очень скоро мне за эту тягу к оригинальности и красоте влетело. После моего прихода в Большой, спустя некоторое время, там поменялся директор балета. Им стал Алексей Фадеечев. Он вызвал меня к себе и стал распинать за то, что прихожу раньше всех, ношу яркую желтую спортивную куртку, привлекаю к себе всеобщее внимание, таскаю с собой массажный мячик и вообще слишком броско выгляжу на сцене. Я была ошарашена таким заявлением! И, естественно, спросила — а разве не так должна выглядеть солистка балета, прима Большого театра на сцене? Как же мне себя вести — как артистке кордебалета?

Не везло мне с заменой руководителей. Конечно, все это были просто придирки, скрывающие основную претензию. Фадеечев был бывшим партнером грузинской балерины Нины Ананишвили, которая в то время царствовала и властвовала в Большом театре. И назначили его на эту должность по протекции богатого мужа Нины. И, конечно, я всем не нравилась. Во-первых, Нине было уже около сорока лет, ей молодые конкурентки не могли нравиться просто по определению. А во-вторых, я приехала в Москву уже известной балериной с именем, многие зрители покупали билеты именно на меня. И я многих затмевала своей зарождающейся славой.

В итоге меня отодвинули ото всех ролей, чтобы я не составляла конкуренции Нине Ананишвили. Оставили только «Лебединое озеро» Васильева потому, что Нина там не танцевала. Я с ужасом понимала, что начинаю деградировать, балерина должна быть постоянно востребована, постоянно развиваться, невозможно все время танцевать только один спектакль. А через некоторое время уже и Васильев сказал, что ситуация накаляется и скоро кого-нибудь из нас «сожрут» — или меня или его. К несчастью, Фадеечев к тому времени набрал уже такой вес, что в воплощении своих черных интересов не останавливался ни перед чем. И запросто мог продиктовать свою волю Васильеву, сказав, что иначе «к нему придут и снимут его с должности». Поэтому он предложил в качестве извинения за сложившуюся ситуацию поехать на гастроли в Лондон, которые, как он думал, будут для меня последними, как для балерины Большого театра.