Анастасия Молчанова - Платье для амазонки. Фемслеш-ностальгия

Иллюстратор Елизавета Воронина

Редактор Анна Лобанова

Корректор Анна Лобанова

© Анастасия Молчанова, 2020

© Елизавета Воронина, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-4498-0294-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Убирая со стола, наша хозяйка искоса глянула на нас.

– Две такие замечательные молодые леди – и вновь ужинают в одиночестве.

Я сел на диван, по-турецки поджав ноги, и стал неспешно раскуривать трубку. Этот длительный и довольно муторный ритуал даже больше, чем само курение, помогал обмануть разум.

– А вы, миссис Хадсон, предпочли бы, чтобы мы водили в ваш дом кавалеров? Каждую ночь – разных?

– Что вы такое говорите, дорогая! – укоризненно воскликнула моя соседка. Ах, как явственно звучал в её голосе испуг! Признаюсь, моему самолюбию это польстило, но я сделал вид, что не слышал.

Миссис Хадсон скептически поглядела на меня.

– Мисс Холмс, зачем вы пытаетесь выглядеть грубее, чем вы есть? Приходит время, когда леди должна позаботиться об устройстве своей судьбы, о своём будущем.

И с чего она вздумала сегодня учить нас жить? Я постарался как можно строже поглядеть на неё.

– Что касается меня, миссис Хадсон, то моя судьба давно уже определена. Вы знаете, что я не принадлежу к бесноватым суфражисткам, которые от бессилия устраивают погромы и бьют стёкла, словно шкодливые мальчишки-оборванцы, но я вполне в состоянии обеспечить своё будущее самостоятельно: моя профессия даёт такую возможность.

– Но, согласитесь, частный детектив – занятие не для благородной, благоразумной и пока ещё молодой леди, – чинно возразила миссис Хадсон.

Я усмехнулся.

– Во-первых, частный детектив-консультант, а во-вторых, – почему же? Потому что не женское дело? Потому что и у мужчин порой кишка тонка, а тут вдруг сущее недоразумение, выскочка женского пола смеет задирать нос?

Наша патронесса покачала головой.

– Мисс Холмс, вы же знаете, что я не это хотела сказать.

– Неужели?

– Вам пора замуж.

Именно к этой мысли она пыталась подвести каждый разговор вот уже несколько дней, а за последние две недели слишком часто заговаривала о прелестях семейной жизни, вспоминая покойного мужа. Впрочем, некоторые обмолвки позволяли предположить, что супруги сосуществовали далеко не так безоблачно, как даже ей самой теперь виделось. Мне всегда становилось не по себе, когда она вынуждала всё это выслушивать. Но что мне до столь бесцеремонных упрёков? Хуже, однако, что наша любезная хозяйка заводила шарманку при Уотсон.

– Не ваше собачье дело, кому что пора, а что нет, – спокойно заметил я. – Ведь я же не говорю, куда вам самое время, миссис Хадсон.

Почтенная миссис на минуту как будто потеряла дар речи и, похоже, всерьёз оскорбилась. Однако забавнее всего было наблюдать, как она сдерживает негодование.

– Грубиянка. Честное слово, мисс Холмс, не знай я вас как благороднейшую и достойнейшую леди, попросила бы покинуть мой дом.

– Поверьте, мой ответ был не грубее ваших благопристойных благопожеланий. Давайте хотя бы сегодня обойдёмся без неприличных намёков, завуалированных под нравоучения. Ваши старания бесполезны, и вы знаете почему.

– Я знаю: вам нужен тот, кто будет вас оберегать. В современном мире каждой девушке нужна защита.

– Увы, это также не лучший аргумент, миссис Хадсон. Моя профессия требует умения справляться с такой задачей самостоятельно. Со мной до сих пор всё в порядке – вот вам мой контраргумент.

– Просто везение, моя дорогая.

– Вы находите? А по моему скромному мнению, везения не бывает. Всё, что у нас есть, мы получаем благодаря нашим усилиям.

– Лучше подумайте о том, чего у вас нет благодаря вашим упорным усилиям, дорогая моя мисс.

– Я не хочу, миссис Хадсон, уподобляться несчастным, считающим, что они ничего не значат в современном мире, пока – и если – не выйдут замуж. Какая дикость! Но ещё хуже бежать к алтарю только из желания устроить свою судьбу или обрести защиту: это лицемерие и обман. Никто не достоин такого утилитаризма, даже мужчина.

– Соглашусь, вы замечательный теоретик, мисс Холмс. Но вам не хватает практики в отношениях, поэтому вы всё представляете в чёрно-белых тонах, а реальная жизнь чуть-чуть сложнее и ярче. Ну, если вам что-то не нравится, можете никому не уподобляться. Просто сделайте то, что вам советуют.

– Верите ли, женщина может честно добиться всего и без мужчины. Моя жизнь тому – подтверждение, и в данном случае я не считаю себя кем-то исключительным или особенным. Да и вашу предприимчивость также можно приводить в пример. Только, пожалуйста, не подумайте, что я вас обвиняю в лицемерии или наивности.

Благоразумная домовладелица скорчила рассерженную мину, словно плохая актриса.

– Что? Вы обвиняете меня в лицемерии? Меня?! Сами же знаете, что речь о другом!

– Не сердитесь, любезная миссис Хадсон, прошу вас! – горячо взмолилась Уотсон, подлетев к ней и прижимая руки к груди. – Холмс вовсе не хотела вас обидеть. Вы же знаете, что она вас уважает и очень высоко ценит.

– Хорошенькое уважение! – проворчала хозяйка, всплеснув руками. – А ведь я добра вам обеим желаю, потому что люблю как дочерей. И хочу, чтобы вы наконец…

– Поздно, миссис Хадсон, – сказал я, затянувшись трубкой.

– Дорогая моя, так чем дальше, тем будет всё труднее!

– Почему же труднее? – вновь вмешалась Уотсон. – Это ещё и от жизненных обстоятельств зависит. Если хотите, от судьбы.

– Милочка моя, – назидательно обратилась к ней наша добрая покровительница, – знаете, в юности кажется, что некуда торопиться, что всё ещё только впереди, где-то очень далеко, а на самом деле не успеете глазом моргнуть, как состаритесь!

– Ну да, по-вашему, я уже старуха, – усмехнулся я.

– Мисс Холмс, я этого не говорила! Вечно вы всё переиначиваете! – снова взъярилась миссис Хадсон. – Сами только что согласились: поздно!

Похоже, победа была за мной, и я позволил себе улыбнуться.

– Конечно. Уже девять часов. Для вас ведь поздно.

Видимо, нашей ревностной блюстительнице общественной нравственности ответить было нечего. Недовольно надувшись, она взялась наконец-то за поднос с посудой и гордо поплыла вон из гостиной.

– Позвольте, я вам помогу! – Уотсон поскакала вслед.

Оставшись в гостиной один, я откинулся на спинку дивана, запрокинул голову и стал разглядывать розочку на потолке, знакомую до мельчайшего завитка. Впрочем, вместо мёртвой гипсовой лепнины я предпочёл бы любоваться красотой совсем другого цветка – того, о котором я не смел даже мечтать.