Тиффани Дженкинс - Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

– А… Здрасте, – сказала я, не понимая, кто это, черт возьми, такой и почему он называет меня сукой. Мужчина подошел ближе, и тогда я увидела пистолет, заткнутый за ремень его джинсов.

– Сядь! – скомандовал он, указывая на диван.

Не желая спорить с вооруженным громилой, я неохотно подошла к дивану и медленно опустилась на него. Нервно поискала взглядом Монику, думая, что это какая-то ошибка, но она по-прежнему не показывалась.

– Значит, это ты та шлендра, что обворовала меня? Да? – угрожающе прорычал он, подходя еще ближе.

Шлендра – это же проститутка, которая трахается за «дурь»? Какого черта…

– Погодите-ка, что вы сказали? Послушайте, это явно какая-то ошибка. Я вас даже не знаю. И я совершенно точно не проститутка, – стоило мне понять, что он меня с кем-то спутал, и тут же стало легче дышать. – А где Моника? – спросила я, вглядываясь в коридор позади него.

– О Монике не переживай, сука . Она тебе не подруга.

Он протащил по комнате один из табуретов и грохнул об пол передо мной. Плюхнулся на него, вытащив пистолет из-за пояса и положив на колени. Сердце выпрыгивало из груди, было трудно дышать. Я была совершенно уверена, что сейчас умру.

– Послушайте… сэр. Мне кажется, здесь какое-то недопонимание. Моника позвонила мне и попросила привезти ей…

– Заткнись, мать твою! Вот что щас будет. Ты приехала с пятьюдесятью «колесами», так? Догадалась, что дальше? Теперь они мои! Давай сюда, – велел он, наклоняясь вперед и выставляя перед собой ладонь. Я внезапно поняла, что происходит. Меня грабят!

Я открыла было рот, но внутренний голос подсказал, что, попытавшись возражать, я сделаю только хуже.

– Давай их сюда, бля! СЕЙЧАС ЖЕ! – заорал он. Казалось, его глаза вот-вот выскочат из орбит; он был страшен до усрачки. Я подскочила от его вопля и принялась лихорадочно шарить в лифчике, доставая пакетики с таблетками. Пабло Эскобар на моем месте наверняка уже пристрелил бы этого мужика… Я протянула ему пакетики, и он выхватил их из моей руки.

– Видишь, ты думала, что такая вся большая и крутая, раз работаешь менеджером в гребаном ресторане?! Ты думала, что у тебя вся власть? Ни хрена ты не смыслишь в гребаной власти! Как ты вообще посмела воровать у беременной женщины?!

Его голос был таким низким и гулким, что при каждом слове у меня вибрировала грудная клетка.

Адреналин взрывался в моем теле, точно праздничные фейерверки, и мне надо было срочно ширнуться, чтобы успокоиться. Меня подставили, и я едва не умерла!

– Да! Я знаю обо всем, что случилось между тобой и ею, – продолжал он, наклоняясь ко мне и понижая голос. – Видишь ли, Моника была замужем за моим братом, а он – раз! – и бросил ее, беременную и одинокую. Мне это не понравилось, и я сказал, что она может жить со мной – при одном условии. Она меня выручает. Моника даже не прикасается к «колесам», ты, тупая п**да! Ты думаешь, она стала бы рисковать жизнью малышей? Моих племянников? Да она любит их больше всего на свете!

Я вжалась в диван, когда на меня нахлынуло осознание происходящего. Казалось, еще немного – и рухну в обморок.

– Это были не ее «колеса», – говорил он. – Она была только курьером. Она забирает таблетки у своего папаши и привозит их мне. Поняла? Про те таблетки, что ты заставила ее отдать тебе? Они были мои !

Я открыла было рот, но он поднял руку, веля мне молчать.

– Тебе повезло, что я не убил тебя на месте, девчонка. Если бы Моника не попросила обойтись с тобой помягче, я б тебя кокнул и закопал на заднем дворе. Я своих в обиду не даю. Поднимай свою задницу и чеши в преисподнюю из моего клятого дома. Пошла вон!

Я подскочила с дивана и побежала к двери. Краем глаза увидела Монику, которая вышла из одной из спален, качая на руках ребенка. Какая же я была дура! Осуждала ее за то, что она ужасная мать, и за таблетки, которые были даже не ее .

Распахивая входную дверь, я думала только о том, чтобы добежать до машины. Я была готова мчаться к ней со всех ног в ту же секунду, как ступлю за порог. В последний момент я услышала, как у мужчины зазвонил телефон, и когда он ответил, все сразу стало ясно.

– Йоу, это Грэмз… че такое?

Грэмз – а никакая не грымза! Адреналин взрывался в моем теле, точно праздничные фейерверки, и мне надо было срочно ширнуться, чтобы успокоиться. Меня подставили, и я едва не умерла!

Я подъехала к «Макдоналдсу» и припарковалась под деревом. Стекла машины были достаточно тонированными, чтобы сделать укол прямо в машине, и никто бы об этом не узнал. Мои руки дрожали, когда я доставала шприц и ложку из сумки. Я растерла таблетку в пыль на коробке от CD-диска и ссыпала ее в ложку. Еще не успела смешать, как у меня зазвонил телефон.

Черт , это Элиот!

– Привет, малыш, – проговорила я, изо всех сил стараясь не выдать голосом, что только что избежала смерти.

– Ну привет, – бросил он коротко.

– Что случилось?

Молчание на другом конце линии.

– Алло! – сказала я в трубку, одновременно замешивая раствор и снимая колпачок с иглы.

– Где ты? – спросил он.

– Все еще на работе, скоро должна закончить. А что случилось?

Я перетягивала ремнем руку и начинала терять терпение. Пусть уже поторопится и выскажется, чтобы я могла сделать это прежде, чем потеряю долбаный рассудок.

– Да просто интересно. Однако, знаешь, странная вещь… я приехал в твой ресторан, чтобы взять что-нибудь поесть. Подумал, что мы могли бы поехать в зоомагазин прямо отсюда. Но знаешь, что?..

Мой позвоночник заледенел. Я уронила шприц на пассажирское сиденье и прижала ладонь к губам.

– Твой управляющий сказал, что тебя здесь нет. Более того, он сказал, что не посылал тебе никакого СМС. Так что… спрашиваю еще раз. Где ты?

Какое счастье, что Элиот потребовал ответа по телефону! Потому что мое лицо немедленно вспыхнуло от стыда. Он поймал меня с поличным, буквально ткнув носом в большое и толстое вранье. Хотелось немедленно отключиться и сделать вид, что внезапно пропала связь, но я понимала, что эта уловка будет слишком очевидной.

Особенность моей зависимости состояла в том, что она сделала меня рекордсменкой в области «самой что ни на есть правдоподобной лжи», а также научила «быстрее всего соображать в момент стресса». У моей лжи не было границ, потому что моральный компас сломался сто лет назад. Поэтому я могла нести самую дикую чушь, не испытывая из-за этого угрызений совести. Я должна была делать все необходимое, чтобы скрывать свою темную сторону, – и этот случай ничем не отличался от других.

– Я соврала, прости, – повинилась я.

– Ну ни хрена себе! – отозвался Элиот. – И чем же ты на самом деле занята?

Мой выход.

– Малыш, всё плохо. не хотела говорить тебе, потому что знала, что ты расстроишься, – начала я.