Николай Белоруков - Боевыми курсами. Записки подводника

Наша подготовка к предстоящему боевому походу отличалась целым рядом особенностей. Во-первых, в северо-западном районе Черного моря мы не плавали уже два года: с осени 1942 года боевая деятельность наших подводных лодок сместилась к крымскому побережью, где в то время проходили наиболее интенсивные морские коммуникации противника. Во-вторых, мы хорошо знали, что в районе западного побережья Черного моря, портов Варна, Бургас, Констанца и Сулины противник активно использовал минное оружие.

Здесь я хочу сделать небольшое отступление и остановиться на таком вопросе, как минная опасность, который являлся для всех нас, подводников, исключительно важной проблемой.

Мы прекрасно знали, что еще в начале войны вдоль побережья Румынии и Болгарии фашисты выставили множество якорных контактных мин, которые должны были оградить прибрежные коммуникации, порты и военно-морские базы от наших кораблей. Поэтому за минными полями торговые суда противника чувствовали себя в полной безопасности, а наши корабли несли тяжелые потери.

Немцы использовали минное оружие как в глубинных районах моря, так и в прибрежной полосе. На больших глубинах моря они ставили якорные мины, а на глубинах до 50 метров — донные мины магнитного, акустического или иного неконтактного действия. Мы учитывали, что якорные минные поля менее живучи, чем донные, так как через 1–2 года в результате обрыва минрепов эффективность заграждения якорными минами значительно сокращается, донные же мины могут действовать в течение нескольких лет.

В первые же дни войны в июле 1941 года на минном поле погиб лидер «Москва», участвовавший в огневом налете на порт Констанца. 1 декабря 1942 года в районе порта Сулина во время огневого налета подорвался на минах крейсер «Ворошилов».

Еще большие потери от мин несли подводные лодки. Достаточно сказать, что только в 1941–1942 годах наши подводные лодки подрывались на минных заграждениях противника не менее 250 раз.

После окончания Великой Отечественной войны, работая в Оперативном управлении Главного штаба Военно-морского флота, я познакомился с научным трудом доктора военно-морских наук, крупного специалиста минно-торпедного дела, капитана 1-го ранга Ивана Алексеевича Киреева. В этой работе на основе имевшихся в Главном штабе ВМФ данных И. А. Киреев дал глубокий научный анализ эффективности немецкого минного оружия.

В частности, я узнал, что наша подводная лодка «С-31», находясь на позиции у западного побережья Черного моря с 30 октября по 9 ноября 1941 года, пересекла минное заграждение противника 6 раз в надводном и 6 раз в подводном положении. Суммарная вероятность гибели подводной лодки составляла 62 процента. Сменившая нас в этом районе 11 ноября подводная лодка «С-34» под командованием капитана 3-го ранга Якова Моисеевича Хмельницкого погибла.

Находясь на боевой позиции у Констанцы в августе 1942 года, мы 24 раза пересекли минные линии, поставленные немцами весной 1942 года. Суммарная вероятность гибели составляла 90 процентов. Сменившая нас в этом районе 26 августа подводная лодка «Щ-208» под командованием капитан-лейтенанта Беланова погибла.

В октябре 1943 года нами на боевой позиции северо-западнее Севастополя были обнаружены свежие плавающие мины (о чем было доложено командованию бригады, но, вопреки здравому смыслу, мы были оставлены в этом районе). Сменившая нас 25 октября подводная лодка «А-3» под командованием капитан-лейтенанта С. А. Цурикова погибла.

Каждый раз, оказавшись под водой в пределах минного поля с якорными минами, мы двигались самым экономическим ходом (под одним электродвигателем) со скоростью 1,8 узла в час, то есть за час плавания подводная лодка преодолевала 3332 метра. Нетрудно подсчитать, что на такой скорости при длине подводной лодки 90 метров минреп проходил вдоль борта в течение 90 секунд. Эти полторы минуты тянулись мучительно долго — ибо в любой момент мы ждали взрыва…

Мины были коварным оружием, которого мы, подводники, не могли разгадать. От этого оружия мы не имели эффективной защиты и, вполне естественно, несли большие потери.

В результате тяжелой минной обстановки на западном побережье Черного моря многие наши подводные лодки при форсировании минных полей подрывались («Щ-205», «М-31», «А-5», «М-113», «Щ-212» и другие), а некоторые из них и гибли («Щ-211», «С-34», «Л-24» и другие).

Скрупулезно проанализировав минную обстановку 16 августа 1944 года, мы вышли в западную часть Черного моря в наш последний боевой, двадцатый, поход. В этом районе наши подводные лодки не были с осени 1942 года.

Кальку минной обстановки на этот раз мы имели, но относились к ней с некоторым недоверием, так как она была составлена по немецким данным. Поэтому, когда мы подошли к фарватеру минного поля, погрузились и решили преодолеть его под водой. Весь личный состав стоял на боевых постах и командных пунктах по готовности номер один.

В отсеках подводной лодки стояла полная тишина. Внимательно прослушивая горизонт, акустик Крылов, да и личный состав ждал зловещего шороха трущегося о борт подводной лодки стального минрепа. Что и говорить, ожидание неприятное! Но все обошлось. У нас оказался проверенным довольно широкий коридор, которым мы и пользовались для подхода к берегу. Кроме отдельных самолетов, летающих вдоль побережья, и одиночных кораблей противолодочной обороны, мы ничего не обнаружили.

Тем временем события на фронтах разворачивались с молниеносной быстротой и следовали одно за другим таким образом.

23 августа румынский народ сверг фашистскую диктатуру Антонеску. Новое правительство Румынии порвало с гитлеровской Германией и объявило ей войну.

29 августа Черноморский флот силами воздушного и морского десантов занял главную базу румынского флота — Констанцу.

31 августа наши войска вступили в столицу Румынии — Бухарест.

Срок нашего пребывания на боевой позиции подходил к концу, когда шифровальщик Лысенко вручил мне радиограмму от командования бригады. Капитан 1-го ранга Чурсин запрашивал меня о возможности продлить время пребывания на позиции еще на несколько дней. Наши запасы провизии, соляра, масла и пресной воды подходили к концу. Мы тщательно проверили все, что осталось, и на совместном собрании единодушно решили, что можем продлить свое пребывание на позиции, о чем немедленно ответили Чурсину.

Пришлось умерить аппетиты, ибо норма питания была сокращена в два раза. Особенно трудно приходилось с пресной водой и продуктами, их явно не хватало для того, чтобы дополнительно пробыть в море в течение 5–7 дней. Но никто не сетовал, наоборот, по инициативе личного состава мы еще раз пересмотрели свои возможности в сторону уменьшения норм потребления воды и провизии. Каждый матрос, старшина и офицер понимал серьезность создавшегося положения и стоически переносил эти трудности. Мотористы, что называется, по капле собирали соляр и масло, строго следили за их расходом и этим обеспечили необходимый надводный ход корабля…