Чарльз Р Кросс - Тяжелее небес. Жизнь и смерть Курта Кобейна, о которых вы ничего не знали прежде [litres]

Дженнифер и Диллард уговорили Кали уйти, как только осмотрели все комнаты. Наступала ночь, и старый дом с остроконечными крышами, который и в солнечный день казался жутковатым, в сумерках был полон длинных теней. Кали написал записку для Курта: «Курт, я не могу поверить, что ты умудрился пробраться в этот дом так, чтобы я этого не заметил. Ты гребаный мудак, что не позвонил Кортни и хотя бы не дал ей знать, что с тобой все в порядке. Ей очень больно, Курт, а сегодня утром с ней произошел еще один «несчастный случай», и теперь она снова в больнице. Она – твоя жена, она любит тебя, и у вас есть общий ребенок. Наберись смелости хотя бы сказать ей, что ты в порядке, или она просто умрет. Это нечестно, чувак. Сделай что-нибудь сейчас же!» Кали оставил записку на парадной лестнице.

С огромным облегчением эти трое сели в машину и направились по длинной подъездной дорожке: Кали и Дженнифер впереди, Диллард сзади. Когда они свернули на Лейк-Вашингтон-Бульвар и помчались в сторону города, Диллард робко произнесла: «Знаете, мне неприятно это говорить, но, когда мы ехали по подъездной дорожке, мне показалось, что я что-то увидела над гаражом». Дженнифер и Кали обменялись полными ужаса взглядами. «Я не знаю, – продолжала Диллард. – Я просто видела там тень». «Почему ты ничего не сказала?» – в сердцах крикнула Дженнифер. «Ну, я не знаю, – объяснила Диллард. – Я подумала, что мне показалось». Дженнифер знала, насколько суеверна Диллард, поэтому продолжила вести машину в сторону города. «Ну все, с меня хватит, – объявила Дженнифер. – Я не собираюсь туда возвращаться».

Двумя днями ранее, во вторник 5 апреля, в предрассветные часы Курт Кобейн проснулся в своей постели, и подушки все еще пахли духами Кортни. Впервые он ощутил этот аромат, когда три года назад она прислала ему шкатулку в форме сердца из шелка и кружев. Он часами нюхал эту коробку, воображая, что она касалась ее интимными частями своего тела. В тот вторник в спальне ее аромат смешивался со слегка едким запахом приготовленного наркотика. Этот запах также возбуждал его.

В доме было холодно, поэтому Курт спал в одежде, в том числе в коричневом вельветовом пальто. По сравнению с ночами, когда он спал на улице в картонных коробках, все было не так уж и плохо. На нем была удобная футболка «Half Japanese» (рекламирующая панк-группу из Балтимора), его любимые джинсы Levi’s, и, сидя на краю кровати, Курт зашнуровал единственную пару обуви, которая у него была – кеды Converse.

Телевизор был настроен на MTV, но без звука. Он подошел к стереосистеме и включил альбом Automatic for the People группы R.E.M., убавив громкость, чтобы голос Стайпа звучал как дружеский шепот на заднем плане. Позже Кортни обнаружит, что стереосистема все еще включена, а этот диск будет вставлен в проигрыватель. Он зажег сигарету Camel Light и вернулся в кровать, прижав к груди большой блокнот и тонкую красную ручку. Чистый лист бумаги на мгновение заворожил его, но не из-за творческого тупика: он представлял себе эти слова неделями, месяцами, годами, десятилетиями. Он сделал паузу только потому, что даже лист стандартного размера казался таким маленьким, таким ограниченным.

Курт уже написал длинное личное письмо жене и дочери, которое набросал, находясь в Exodus. Он привез это письмо обратно в Сиэтл и засунул его под одну из этих пропитанных духами подушек. «Ты знаешь, я люблю тебя, – написал он в том письме. – Я люблю Фрэнсис. Мне очень жаль. Пожалуйста, не поступай так, как я. Прости, прости, прости». Курт много раз написал писал «прости», заполняя целую страницу этой просьбой. «Я буду там, – продолжал он. – Я буду защищать вас. Я не знаю, куда иду. Я просто больше не могу быть здесь».

Эту записку было достаточно трудно написать, но он знал, что второе послание будет не менее важным, и ему нужно быть осторожным со словами. Курт адресовал его Бодде – так звали его воображаемого друга детства. Он писал крошечными, продуманными буквами и писал по прямой линии, не соблюдая правил. Он подбирал слова очень методично, стараясь, чтобы каждое из них было ясным и легко читалось. Когда Курт писал, освещение от MTV обеспечивало большую часть света, так как солнце все еще поднималось.

Говорю языком обученного идиота, который, очевидно, предпочел бы быть кастрированным инфантильным нытиком. Понять эту записку будет довольно легко. Все предупреждения из курса «Панк-рок для начинающих». На протяжении многих лет мое первое знакомство со, скажем так, этикой, связанной с независимостью и принятием вашего сообщества, оказалось очень верным. Я уже много лет не испытываю волнения от прослушивания музыки, а также от ее создания, хотя я все-таки писал уже слишком много лет. Я чувствую себя виноватым в этом. Например, когда мы находимся за кулисами, гаснет свет и начинается маниакальный рев толпы, это не действует на меня так, как на Фредди Меркьюри, который, казалось, испытывал огромное удовольствие от восхищения толпы. Это то, чем я восхищаюсь и чему завидую. Дело в том, что я не могу обмануть вас. Никого из вас. Это просто несправедливо по отношению к вам или ко мне. Самое худшее преступление, которое я могу придумать, – это обманывать людей, притворяясь, что я получаю стопроцентное удовольствие. Иногда мне кажется, что я должен запустить таймер, прежде чем выйти на сцену. Я перепробовал все, что в моих силах, чтобы оценить это, и я ценю, Боже, поверь мне, ценю, но этого недостаточно. Я ценю тот факт, что творчество нашей группы затронуло чувства многих людей. Я, должно быть, один из тех самовлюбленных людей, которые ценят вещи только тогда, когда их уже нет. Я слишком чувствителен. Мне нужно стать более безразличным, чтобы вернуть себе тот энтузиазм, который был у меня когда-то в детстве. Во время наших последних трех туров я стал гораздо больше ценить всех людей, которых знаю лично, а также поклонников нашей музыки. Но я все еще не могу избавиться от разочарования, чувства вины или сочувствия, которое я испытываю ко всем. В каждом из нас есть что-то хорошее, и я думаю, что просто слишком люблю людей. Настолько сильно, что мне становится чертовски грустно. Грустный, маленький, чувствительный, неблагодарный, Рыбы, Иисус! Почему бы тебе просто не насладиться этим? Я не знаю. У меня есть богиня-жена, которая пропитана амбициями и сочувствием, и дочь, которая слишком напоминает мне то, чем я был раньше. Она полна любви и радости, она целует каждого встречного, потому что все они замечательные и не причинят ей никакого вреда. И это пугает меня до такой степени, что я едва могу функционировать. Я не могу вынести и мысли о том, что когда-нибудь Фрэнсис станет жалкой саморазрушительной рокершей, в кого, собственно, я и превратился. Мне повезло, очень повезл, я ценю это, и я благодарен. Но с семи лет я стал ненавидеть всех людей только потому, что им кажется, что со всеми ладить и сочувствовать – это так легко. Сочувствие! Наверное, только потому, что я слишком люблю и сочувствую людям. Благодарю вас всех с самого дна моего пылающего, вызывающего тошноту желудка за ваши письма и беспокойство в течение последних лет. Я слишком сумасбродный, капризный ребенок! У меня больше нет страсти, так что помните: лучше сгореть, чем угасать.