Эдуард Сагалаев - Когда журналисты были свободны

День был взбалмошный и суматошный. Вечером хотелось «выключить» всю суету и просто побыть наедине с собой. Я поставил медитативную музыку, лег на диван, закрыл глаза – и вдруг меня унесло.

С тех пор прошло больше десяти лет, но ощущения свежи, как будто я испытал их только что. Я вдруг поднялся над своим телом. Я видел диван, себя, лежащего на нем, свою квартиру. Потом увидел Москву. Потом – земной шар.

Наверное, это нужно назвать космосом – то, куда я поднялся. Я видел Вселенную. Она – как пчелиный рой, состоит из живых частиц. Причем не только живых, но и связанных между собой миллиардами нитей. Если одна пчела заболеет, весь рой будет чувствовать себя плохо.

Но что такое одна пчела? Где та вселенская единица измерения? Одна пчела – это одна планета? Один человек? Одна кошка? У меня до сих пор нет ответа на этот вопрос. Но тогда все казалось правильно и понятно. И, как ни странно, – спокойно. Я услышал голос своей мамы.

– Эдик, не бойся смерти, – говорила она. – Мы все здесь, мы тебя ждем. Все будет хорошо.

Я не видел ее, но она была рядом. Кажется, еще чуть-чуть – и я почувствую прикосновение ее руки на своем плече.

Наверное, это длилось минут двадцать – но было ощущение, что вне своего тела я провел вечность. Очнулся на том же диване, в той же квартире, но совершенно потрясенный.

Я никогда не наблюдал за собой склонности к экзальтации и вере в сверхъестественное, считал себя стопроцентным прагматиком. И первым порывом было – понять, что со мной произошло, найти этому логическое объяснение.

Я сел за компьютер, набрал в поисковике «выход из тела» – и на меня свалились сотни, тысячи гигабайтов информации. Оказалось, пережитое мною – явление отнюдь не уникальное. Выход из тела случался очень со многими людьми. Я глотал страницы текста, в котором рассказывалось о Роберте Монро – американском мультимиллионере, который практиковал регулярные выходы из тела. Более того, его настолько поразило это явление, что в 1974 году в штате Вирджиния он создал Институт Монро – это научное учреждение существует и по сей день.

«Процесс выхода из тела можно вызвать осознанно, – читал я. – Большую помощь в этом оказывает специальная музыка». Дальше шла ссылка на музыкальный трек.

Я тут же скачал его, надел наушники… музыка была странной. Сначала она звучала в одном ухе, потом – в другом. Потом снова – в первом. Потом – во втором.

Точь-в-точь как та, древняя, балийская, что я слышал две недели назад на другом конце земли.

И вот именно в тот момент, когда знания мои неожиданным образом закольцевались, я понял: не имею права отмахнуться от того, что узнал.

– Что ж, начинаем. – Владимир Майков улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.

Я кивнул ему – трудно давать развернутые ответы, когда ты лежишь на коврике, зная, что вот-вот войдешь в состояние измененного сознания и там, в этом состоянии, тебе будет нелегко.

Повернул голову – мне улыбнулась совсем юная, почти ребенок, девушка. Мой ситтер. Она будет сидеть рядом со мной и держать меня за руку на протяжении всего сеанса: просто чтобы я чувствовал, что реальность существует и здесь, в этой реальности, меня ждут и мне помогут.

Начинался мой первый сеанс холотропного дыхания.

Никогда бы, увидев Владимира Майкова, я не подумал, что он – гуру трансперсональной психологии, один из самых авторитетных мировых лидеров в этой отрасли. Он казался человеком молодым, открытым, приятным собеседником – но вовсе не умудренным опытом профессором. Хотя он действительно им был – физиком, психологом, философом, кандидатом наук.

Трансперсональная психология – наука, которая помогает устанавливать связи между давними травмами человека и его реальными проблемами. И один из самых эффективных способов – холотропное дыхание. Я долго думал, соглашаться ли на этот сеанс.

И вот теперь лежал на коврике, держал руку хрупкой девушки и… дышал. Если делать это правильно, можно заново пережить все свои травмы: как правило, они начинаются с момента рождения. Человек в буквальном смысле рождается заново – он кричит, плачет, ему больно. Но зато потом, когда травма прожита, его охватывает невероятное счастье, он рождается на свет!

Сеанс был тяжелый – несколько раз ко мне подходил Володя Майков, прижимал к коврику – в процессе холотропного дыхания у человека появляются невероятные силы, он может делать то, чего никогда не сделал бы в обычной жизни – встать на мостик, например. И нужно контролировать его физическую активность, снижать ее, чтобы дать возможность психике прожить травмы.

После сеансов мы много говорили с Володей. Как и все мыслители, он не замыкался в рамках одного учения. И, что было важно, никогда не надевал на себя маску великого учителя или носителя истины. Он был против любого мистифицирования своего учения. «Я реальный!» – говорил всем. И это еще больше располагало к нему людей.

Благодаря Володе я познакомился со Станиславом Грофом. Его называют отцом трансперсональной психологии, точнее, он таковым и является. Именно благодаря Грофу мир узнал о холотропном дыхании, а благодаря его книгам (которые Гроф писал в соавторстве со своей женой Кристиной) я лучше понял Бхагават-Гиту и Махабхарату.

Погружаясь в тему холотропного дыхания, я с удивлением обнаружил: то, о чем говорит Гроф, уже было написано много веков назад. Пусть под другим углом зрения, пусть не так явно – но суть оставалась прежней!

Иногда я даже не мог продолжать чтение дальше – от ощущения, насколько ценно каждое слово, написанное в той же Махабхарате.

Я вспомнил дервишей, которые часами кружились в своем невероятном танце, входя таким образом в состояние медитации, – ведь их танец, по сути своей, вел к тому же, что и холотропное дыхание: к медитации, к «выключению» сиюминутной «бетономешалки» мыслей и переживаний, к возможности понять себя.

А затем я стал заниматься суфизмом. Почему-то считается, что суфизм – это отличительная черта ислама, но на самом деле суфизм существовал задолго до появления мусульманства. Суфизм – это форма поэтического отношения к богу. Омар Хайям был суфием, Джалаладдин Руми был суфием – и многие поэты, воспевавшие женщин и вино, тоже были суфиями.

Они вовсе не считали, что человек, верующий в бога, должен быть аскетом. Почему, веря в бога, нужно отказываться от его плодов? Ведь цветы и вино – это тоже его плоды. И наше умение радоваться, наша потребность жить – тоже появились по воле бога. Любить жизнь, любить людей. Любить себя, наслаждаться каждым прожитым мигом – разве это не угодно богу?

Суфии уверены: именно так и нужно жить. Кстати, Владимир Майков тоже называл себя суфием.

А потом я познакомился с настоящим суфием, Сергеем Москалевым, его женой Еленой и сыном Ваней. Сергей – один из первых неформалов-мистиков, читал и переводил Карлоса Кастанеду и других неизвестных тогда писателей, вольным художником объездил всю Среднюю Азию, встречался с мастерами в Бухаре и Самарканде. Кстати, в эту группу входил тогда и Виктор Пелевин.