Эдуард Сагалаев - Когда журналисты были свободны

С ним занимались лучшие педагоги, ему помогали развивать его способности и таланты, но, когда ему исполнилось 19 лет, Кришнамурти сказал, что не хочет становиться властелином мира. Ему важно изучать историю и жизнь своей страны. Он вернулся в Индию и… должен сказать, что теософы все-таки не ошиблись: труды Кришнамурти завоевали умы людей во всем мире.

Одним из тех, кому попали в руки книги индийского философа, был Раджеш Далал. Тогда он учился в университете, планировал получить диплом химика, но, прочитав книги, понял: свою жизнь он посвящал вовсе не тому, чему стоило бы.

Он бросил учебу и поехал к Кришнамурти, чтобы стать его учеником. Десять лет Раджеш Далал ходил вместе с Кришнамурти по Индии.

И вот уже мы пришли к его дому.

Пока Саша настраивал аппаратуру, мы с Раджешем сели на диван – пообщаться.

– Что тебя беспокоит? – спросил он вдруг, без всякого вступления.

И я так же вдруг ему ответил:

– Страх смерти. Дикий страх.

– Ты боишься умереть? – Раджеш Далал положил руку мне на колено.

– Да. Боюсь разбиться в авиакатастрофе, стать инвалидом, заболеть раком… Мне это не дает покоя.

– Посмотри на меня, – сказал он, и я действительно на него посмотрел. – Умри сейчас.

И я умер.

Я действительно умер – на секунду? На минуту? На час?

А потом очнулся. И увидел вокруг себя жизнь. Она была другой – яркой, приятной, интересной. Я увидел Володю Майкова и Сашу Расторгуева и подумал: какие они хорошие люди! Я увидел своего сына Мишу – и отпустил его. Он много лет был ко мне сильно привязан – и я вдруг понял, что это я его держу возле себя. Понял – и отпустил.

– Как ты это сделал? – прошептал я потрясенно.

– Это не я. Это ты сделал, – улыбнулся Раджеш. – Я всего лишь помог тебе сделать то, к чему ты и без меня был готов.

Никто, кроме Раджеша, не заметил, что произошло. Внешне мы с ним просто продолжали сидеть на диване – возможно, люди увидели, что я на какое-то время замолчал, откинулся на подушки. Но что в этом удивительного: человек устал и устроился поудобнее, только и всего.

А из меня за это время вышла жизнь – и вернулась. И я понял, что обрел настоящего друга.

Мы общались с ним до самой его смерти. Я организовывал его визиты в Санкт-Петербург и в Москву, он выступал перед преподавателями факультетов философии. Я любил наблюдать за этими выступлениями.

В зале сидят философы и индологи. Из четырех индологов трое никогда не были в Индии, но считались невероятными специалистами. И вдруг на сцену перед ними выходит… никто. У Раджеша Далала нет ученых степеней. На него смотрят с презрением и высокомерием.

И ровно через пять минут взгляды меняются. Люди буквально тянутся к нему, чтобы услышать каждое сказанное им слово, уловить каждый кивок головы.

Он говорит просто о сложных вещах. Его примеры точны и глубоки. Он не делает свое учение примитивным – но объясняет его так, что не понять невозможно.

– Жизнь нужно прожить танцуя, – объясняет он.

Однажды он ночевал у меня в Протасове – и мы вдруг в какой-то момент начали танцевать с ним суфийский танец. Один из самых светлых моментов в моей жизни. Ничего в тот момент не существовало – только его улыбка, веселые глаза – и никаких проблем.

Мы с Раджешем решили тогда, что купим в Индии землю и построим дом, где будут учиться дети из бедных семей. Нашим планам не суждено было сбыться: когда Раджешу исполнилось 60 лет, он умер. Просто лег спать – бодрым, веселым, полным сил – и умер.

Индия подарила мне невероятных людей – как ни странно, далеко не все они были индусами. Благодаря Индии я узнал Ошо: его медитации не спутаешь ни с чем. Например, он практиковал медитацию смеха: смеяться несколько часов подряд – тяжелое испытание. Или медитацию плача. Самой простой была медитация молчания.

В ашрамах, где проходили его медитации, можно было делать все.

– Это не ашрам, а пятизвездочный отель, – шутил Саша Расторгуев.

Ошо проповедовал свободу. И если два человека хотели в этот момент секса – почему им это запрещать?

Я изучал труды Гурджиева – он тоже был суфием, более того: Гурджиев учился в той же духовной семинарии, где учился Сталин. И сам Сталин знал о нем, но – не трогал.

И, конечно, я читал Кастанеду – одного из самых любимых моих писателей. Я читал его книги и понимал, насколько они «про меня». Нужно ли было пройти через это? Непременно.

Но следующим нашим фильмом после Индии стала лента об Оптиной пустыни.

Мы вышли из машины, не сговариваясь, вдохнули воздух – казалось, он такой прозрачный и свежий, что им одним можно вылечить любую болезнь.

– Приехали, – сказал кто-то из съемочной группы.

Мы были в Оптиной пустыни.

Когда после возвращения из Индии я занялся изучением православия, на меня с удивлением посмотрели даже те, кто спокойно принял мое увлечение Индией.

– Почему православие? – спрашивали они. – Вы разочаровались в индуизме?

Но я изначально не ограничивал себя рамками какой-либо одной религии. Мне было важно понять мир, увидеть, в чем его многообразие – и в чем сходство. Даже там, в индийских ашрамах, я понимал, что все равно остаюсь православным: я крещеный, я вырос в этой традиции, моя мама была православной, я знал многих батюшек и с большим интересом общался с ними.

Уже в Индии мы говорили с Владимиром Майковым о православии. Когда я вернулся в Россию, он познакомил меня с некоторыми учеными: они изучали религию так же глубоко, как можно изучать физику, биологию – любую науку.

Эти люди открыли мне глубины веры, объяснили ее суть. Знаете ли вы, что такое Иисусова молитва? Да, та самая, совсем короткая: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго».

Это молитва афонских монахов. Повторяя ее подряд множество десятков раз, монахи дышали определенным образом – так, чтобы дыхание было медленным и глубоким. Напоминает медитацию? Да, конечно.

Самое сложное для человека – отрешиться от сиюминутных мыслей, чтобы подумать о вечном и действительно важном. И пусть форма медитации в каждой религии разная (и даже сам термин «медитация» встречается не везде), суть остается неизменной: правильные слова и правильное дыхание – вот путь для познания себя и мира.

Мы ехали в Оптину пустынь, чтобы встретиться со схиархимандритом Илией. Духовник Патриарха – не знаю, какую моральную силу нужно иметь, чтобы выдержать такой груз ответственности.

Выхода старца уже ждали – так всегда бывает: вокруг сильной личности всегда собираются люди, которым важно просто быть рядом. Мы с женой и сыном подошли к небольшой группе ожидающих и присоединились к ним.

Он появился внезапно: невысокий, очень худой. Его лицо почти полностью скрывала борода, тело – монашеская одежда. Были видны только глаза – глубокие, проницательные, живые.