Питер Акройд - Темза. Священная река [litres]

В XIX веке сюда привозили столько рому, что можно было напоить допьяна весь город, и одна цистерна на Ромовой пристани Вест-Индского дока имела емкость 7800 галлонов (35 450 л). Сахару здесь было столько, что можно было насластить всю Темзу, индиго хватило бы, чтобы окрасить ее в синий цвет. Опечатанные до уплаты пошлины, тут хранились колоссальные количества перца (на 10 миллионов фунтов стерлингов), табака (на 23 миллиона), чая (на 51 миллион). А еще – каучук, кофе, корица, финики, мясные консервы… Один-единственный склад-холодильник в Королевском доке Альберта вмещал 250 000 бараньих туш, Суррейские доки могли принять миллион тонн древесины. Винные склады Вест-Индского дока могли содержать более 4,5 миллионов литров вина.

После сооружения доков лондонская торговля выросла в объеме и стала более экзотической. Из колоний привозили “скривелло” (бивни молодых слонов) и “спады” (перья молодых страусов). На лондонский рынок слоновой кости поставляли громадные бивни мамонтов, обнаруженных на мерзлых просторах Сибири. Из китовых туш добывали амбру, в обезьянью кожу, чтобы ее размягчить, втирали сок алоэ.

В ходе всей этой торговли, немалая часть которой была весьма специфична, в тени колоссальных доков по-прежнему вовсю функционировали старые причалы и пристани. Хотя владельцы доков стремились к монополии, свободное предпринимательство на Темзе было более мощной силой. Во все времена Темза была рекой-уравнительницей. Лихтермены получили разрешение работать в новых доках, но, когда монополия доков на хранение товаров окончилась, старые причалы удвоили свой товарооборот. Между Брентфордом и Грейвзендом на реке было тысяча семьсот причалов. На коротком отрезке между Лондонским мостом и Тауэром уместилось тридцать четыре причала – от Фреш-уорф до Брюэрз-Ки на северном берегу и от Топпингс-уорф до Хартлиз-уорф на южном.

Их названия, а кое-где и остатки их самих, и ныне существуют на обоих берегах реки, где выросли большие многоквартирные здания. Например, конфигурация причалов Оливерз-уорф и Ориент-уорф в Уоппинге призрачно присутствует среди старых и новых зданий на этом месте. Причалы Сент-Джонз-уорф, Сан-уорф и Суон-уорф остаются почти в неизменном виде. Некоторые из старинных спусков к реке – в частности, Уоппинг-Олд-стэрз у здания речной полиции, – сохранились до сей поры.

Система лондонских доков стала зоной деятельности не только моряков и коммерсантов, но и поэтов, художников и писателей. Джозеф Конрад, хорошо узнавший доки за годы морской службы, в 1904 году написал эссе “Лондонская река: великая артерия Англии”. В нем он сравнил громадное скопление причалов с “джунглями – столь хаотично, многообразно и плотно застроен зданиями этот берег… Лондон, старейший и крупнейший из речных портов, не располагает и сотней ярдов свободной набережной. Темны и неприступны ночью, как стена леса, лондонские берега”. Он описывает “темные стены, словно бы выросшие из берегового ила, на котором лежат барки”. Порт был для него чем-то, что “выросло, а не сделано”, явлением органической жизни, подчиняющейся своим собственным законам роста и изменения. В этом отношении река, словно зеркало, отражала характер города, сквозь который протекала.

Для Конрада каждый док имел свой нрав, жил своей жизнью. Док св. Екатерины рождал ощущение уюта и уединенности, в то время как громадные Лондонские доки казались ему “почтенными и благожелательными”, создающими “атмосферу старины”. Он пишет, что эти сооружения “столь же романтичны, как и река, которой они служат”, – главным образом потому, что Темза словно бы делится с ними своей древностью. Они стали местами, единственными в своем роде, местами, волнующими воображение, ибо “здесь начало длинной цепи дерзких предприятий, отсюда путешественники пускались по водам реки в мировые просторы”. Так священная река бросала благодатный отсвет даже на тот “обширный налет безобразия”, что создавали доки. Даже Тилберийский док, который был тогда самым современным из всех, стал для Конрада источником смутного очарования благодаря своему “уединенному положению на Эссекских болотах”. Темза была “исторической рекой”, наделявшей романтическим очарованием жизнь и деятельность на ее берегах. “Доки описанию не поддаются, – писал в 1872 году Верлен. – Они невероятны! Тир, совмещенный с Карфагеном!” Герою романа Ж.-К. Гюисманса “Наоборот” (1884) грезятся “нескончаемые доки с их кранами, лебедками, ящиками, множеством копошащихся людей… Все это шевелилось на берегах, у гигантских пакгаузов омывалось темными смердящими водами фантасмагорической Темзы, среди леса мачт…” [46] Перевод Е. Л. Кассировой под ред. В. М. Толмачева. Когда Бодлер увидел графические работы Уистлера, изображавшие причалы и доки между Тауэрским мостом и Уоппингом, он заметил, что в них выражена “глубокая и сложная поэзия огромной столицы”. Но это также и поэзия реки.

Подобно Дефо, использовавшему поэзию торговли для создания образов Темзы XVIII века, писатели XIX столетия состязались друг с другом в описании доков с их необъятностью. Каким-то образом речной бизнес оказался соединен с мифом и тайной Темзы, грубость и грязь коммерции облеклись в одежды зрелищности и величия. Священные свойства реки, текущей сквозь человеческую историю, повлияли на восприятие торговой деятельности на Темзе, и литературным картинам этой деятельности присущ налет неопределенной, но явственно ощутимой религиозности.

На первой из гравюр Гюстава Доре, составивших альбом “Лондон. Паломничество” (1872), изображен старый Отец Темз в виде дикого, сумрачного древнего бога с длинными, струящимися по спине волосами. Он повелевает темным миром труда и жертвоприношения, где рабочие доков отправляют какой-то особый культ. Их мелкие, почти одинаковые фигуры бесконечными массами движутся по дворам и мимо складов, которые возвышаются над ними, как башни. Фигуры роятся; смутно очерченные, они, кажется, перемещаются в некоем ритме. Светотень выхватывает их из мрака яркими лихорадочными пятнами, плотная сеть парусов, мачт и труб господствует на переднем плане. Сама же вода, когда ее видно, черна – черна под цвет угольной пыли, кож, табака. На гравюре “Доки. Ночная сцена” показан мир бешеной портовой суеты на фоне неподвижных мачт, образующих вдалеке густой таинственный лес из сновидения.

Так маячил, так поднимался вдоль берегов сам Лондон с его ореолом вечного дыма, с его пылью, с его шумами и запахами. В конце XIX столетия в Детфорде на берегу Темзы была построена первая в мире высоковольтная электростанция. Следом появились электростанции в Баттерси, в Фулеме и на Банксайде. Были и другие знаки грядущих перемен. В 1880 году в устье Темзы была выгружена первая партия американской нефти. Нефть привезли на парусном судне, однако ее прибытие стало предвестьем возникновения в низовьях Темзы огромных нефтеперерабатывающих предприятий.