Питер Акройд - Темза. Священная река [litres]

Помимо увеселительных, есть на берегах Темзы и обычные сады, которые, кажется, возникают здесь сами собой. Многие из них хорошо известны: например, больничный сад Челси-Хоспитал-гарденз и расположенный неподалеку Челсийский ботанический сад. Вдоль южного берега протянулся парк Баттерси. Напротив аккуратного парка при Сайон-хаусе лежит сад Кью-гарденз, составлявший в свое время часть сада Ричмонд-гарденз, который славился “дикостью” и “естественностью”. Немецкий граф Кильсманегге писал о нем: “…идешь по травянистым полянам, по злаковым полям и диким участкам, где растут ракитник и колючие кусты, дающие отличное убежище зайцам и фазанам”. Мир Кью увековечил также Эразмус Дарвин в поэме “Ботанический сад” (1789–1791):

Здесь имеются в виду редкие ботанические образцы, которые привозили в Кью из британских колоний. Уместно будет отметить, что лондонский Музей истории садов тоже находится около Темзы – в Ламбете.

На ее берегах между Лондоном и Теддингтоном в свое время было очень много садов и огородов, где выращивались на продажу фрукты и овощи. К примеру, малиной и земляникой славился некогда Айлворт. Что более любопытно, в XVIII веке на южном берегу реки недалеко от нынешнего моста Ватерлоо имелся большой виноградник; как писал Сэмюэл Айрленд в книге “Живописные виды реки Темзы” (1801), это был “богатейший и разнообразнейший виноградник на свете”, из продукции которого делались всевозможные вина “от скромного портвейна до изысканного токайского”.

Река во все времена была источником плодородия. Она создает благодатную аллювиальную почву, которая всегда приносит хороший урожай, – если, конечно, русло не подвергалось насильственному перемещению. Сельская местность по берегам Темзы свежа и зелена в любое время года. О сочных пастбищах Северного Уилтшира говорили, что сам Господь благословил их своим присутствием. Как писал в XVII веке Томас Фуллер, “по словам достойных доверия лиц, плодородие земель [близ Темзы] таково, что весною молодой побег, пусть даже с него оборвана вся листва до корней, если его на ночь положить наземь, к утру покрывается новой зеленью”. Здесь – та самая сила, что, по словам Дилана Томаса, “через зеленый фитиль проталкивает цветок”.

Названия некоторых зеленых речных островков пришли из саксонских времен. Примером могут послужить Неттл-эйт (Крапивный остров) и Дамси-бушез (Кусты судного дня) близ Чертси. Столь же древнее название – Дог-эйт (Собачий остров) близ Шеппертона. Даже мельчайшие островки на Темзе имеют имена: Хедпайл-эйт, Черри-Три-эйт, Флагг-эйт и Тейнтер-эйт – крохотные кусочки земли посреди реки в районе Таплоу. Впрочем, названия – всегда сложная материя. Некоторые острова превращены в публичные зоны отдыха, другие остаются в частных руках. На них можно было поразвлечься и можно было уединиться для размышлений; их использовали влюбленные парочки и отшельники. Они пребывают вне нашего мира.

Прибрежные сады XVI и XVII веков сыграли немалую роль в истории Лондона. Самым знаменитым из них, наверно, следует считать сад в Челси, принадлежавший сэру Томасу Мору. Именно здесь, у самой воды, он закрыл калитку, навсегда расставаясь с семьей, чтобы отправиться вниз по реке в Ламбет на допрос. Там ему было предложено выйти в сад на берегу реки и еще раз поразмыслить над своим отказом подчиниться воле короля.

Большой прибрежный сад зеленел у Йорк-плейса, лондонской резиденции кардинала Вулси, но единственной растительной памяткой о возвышении Вулси ныне служат сады Хэмптон-корта. Обширный и красивый сад был в свое время разбит при доме смотрителя Лондонского моста; королевские сады в Тауэре с виноградниками и плодовыми деревьями возникли в середине XIII века. Сады Брайдуэлла давно исчезли с лица земли, как и те, что были разбиты лордом-протектором Сомерсетом. Сады Ричмондского дворца называли в свое время “красивейшими и приятнейшими… с клумбами и аллеями… их превосходно украшают многие виноградники и диковинные плоды”. Немало садов было и при церковных учреждениях – например, при резиденции епископа Винчестерского в Саутуорке. Полоса между Темзой и Стрэндом была целиком занята садами епископов – Эксетерского, Батского и Норвичского. Для плывущего по реке этот берег выглядел сплошным садом. По-прежнему существуют, конечно, большие сады при Фулемском и Ламбетском дворцах. Всякий раз они разбивались с тем расчетом, чтобы их видели с реки как эмблему государственности и высокого положения. Но прежде всего это были привилегированные зоны, приятные места для частных бесед и самоуглубления. Беседки, скамейки и укромные уголки, обеспечивая “широкий обзор и наслаждение от общей красоты сада” с его фонтанами, клумбами и мощеными аллеями, составляли часть некоего цельного духовного замысла. В садах не только отдыхали, не только восстанавливали физические силы – там совершалась “рекреация” в интеллектуальном и гражданском смысле. Вот почему столь важным для них было положение на берегу реки.

Сады Хем-хауса, разбитые в XVII веке, воссозданы в первозданном виде. Марбл-хиллская вилла стоит в окружении садов. Парки Буши и Ричмонда выходят к Темзе. На этом участке реки – грубо говоря, между Ричмондом и Хэмптоном – расположены многие знаменитые английские сады, распланированные Александром Поупом, Чарльзом Бриджменом, Уильямом Кентом и, конечно, Ланселотом Брауном. Роскошь и плодородие берегового ландшафта обеспечивают их долговечность. Плавная, волнистая, S-образная линия, о которой писал Уильям Хогарт в “Анализе красоты” (1753), всегда была важнейшим элементом английской эстетики. Ее называли “линией красоты”, и ее изящество – это изящество самой реки. Ландшафты прибрежных садов с XVIII века определялись этой “особой кривой, равно чуждой всему крючковатому и всему спрямленному”, кривой, в которой отражено движение Темзы. У Сайон-хауса, на Строберри-хилле, в Ричмонде, в Айлворте, в Твикнеме – всюду она, эта линия. Линия реки.

Темзу называли и серой, и грязной, и чумазой, и закопченной, и дымной. Причем все эти эпитеты – не из XIX века. Она всегда была такой. В период римского вторжения и оккупации ее впервые превратили в канал для слива городских нечистот – об этом свидетельствуют деревянные трубы под большим скоплением римских зданий, обнаруженным археологами на Каннон-стрит. В 1357 году Эдуард III возмутился тем, что “испражнения и прочие нечистоты скопились в различных местах на берегах реки… и оттуда поднимаются испарения и отвратительные запахи”. На Лондонском мосту была общественная уборная, откуда моча и кал попадали прямо в реку, и уборные имелись на всех впадавших в Темзу притоках. “Черные монахи” и “белые монахи” жаловались, что их отравляют испарения реки, протекающей под их стенами; “зловонные пары”, по их словам, “причинили гибель многим из братии”. Даже заключенные тюрьмы Флит подали жалобу на то, что текущие рядом воды медленно убивают их. Один монах написал о своем путешествии по Темзе от Лондона до Чертси в мае 1471 года, что “запах стоял ужасающий, но не захоронения были тому причиною”.