Питер Акройд - Темза. Священная река [litres]

Река была для него священным местом, достойным “храма” в честь ее божества, и вмурованные в стены грота осколки стекла и гладкие ракушки отсвечивали, как оклад некоей прибрежной иконы. Он сочинил и стихотворную надпись:

В восемнадцатой книге “Смерти Артура” Мэлори (1469–1470) Ланселот удаляется в Виндзорский лес, где живет в скиту у ручья. Это своеобразный пролог к проживанию Поупа в отцовском доме в Бинфилде у Виндзорского леса и впадающей в Темзу речки Лоддон; на одном из тамошних деревьев внутри особой ограды было вырезано: “Здесь пел Поуп”. Он никак не мог уйти от реки, ему необходимо было жить подле нее, как одному из античных божеств, чье существование зависело от тихой помощи, оказываемой реками Греции. Он заявил однажды, что не знает “райских мест и приятных жилищ, равных тем, что встречаются на берегах Темзы”. Река была его Аркадией, лесным прибежищем, которому он адресовал свои строки:

Сити – Баттерси – Виндзор – Чизик – Твикнем: вот Одиссея Александра Поупа, путешествие по берегам Темзы, от которой он никогда не отлучался. Поистине он был “гением места”.

Можно вспомнить и других жрецов Темзы. Ее включил в свое обширное поле зрения Джеймс Томсон, знаменитый некогда автор “Времен года” (1730), этой пасторальной Библии XVIII столетия. Часть этого природоведческого эпоса он написал у реки в Хаммерсмите в кофейне (ныне пабе) “Голубь”. Там мы находим строки:

В Кливдене подле Темзы он написал пьесу-“маску” “Альфред”, примечательную тем, что в ней содержится песня “Правь, Британия!” Он постоянно находился около Темзы – жил, умер и был похоронен на ее берегу. Темза, можно сказать, и убила его: Томсон простудился, плывя на открытой лодке из Лондона в Кью.

Рядом с ним мы можем поставить Томаса Грея. В своей “Оде, написанной при виде Итонского колледжа” (1742) он спрашивает Отца Темза:

На что единственным ответом может быть: такие же парни, какими в свое время были ты с твоими однокашниками. В очередной раз река побуждает к воспоминаниям и мыслям о ходе времени. Одна из самых долговечных способностей реки – настраивать человека на меланхолический лад.

Но подлинным преемником Поупа в качестве речного поэта, стихотворцем, одержимым рекой, следует назвать Перси Биши Шелли. Река, можно сказать, ударила ему в голову. Его стихи текут ее потоком. У Темзы он рос и взрослел – сначала в “академии Сайон-хауса” в Айлворте, затем в Итоне и Оксфорде, – и это раннее знакомство, похоже, повлияло на его судьбу. Всю свою короткую жизнь он любил реки и поэтов, певших о реках. Подражая Поупу, он летом 1815 года жил на опушке Виндзорского леса. Его любимым занятием было плавать по Темзе на лодке, и он обследовал за то лето все ее участки от Виндзора до Криклейда. Совершая паломничество к истоку реки, он смог подняться до самого Инглшема, где его дальнейшему продвижению помешали водоросли. И неудивительно: ведь там, как говорили, вода едва закрывала копыта стоящего в реке скота.

Спутником его в том путешествии был Томас Лав Пикок, уже написавший поэму “Гений Темзы” (1812). Оба они представляли речную поэтическую школу. В детстве Пикок жил в Чертси, а похоронили его в Шеппертоне. Итак, начало и конец его существования были связаны с Темзой (этому закону, похоже, подчинялись многие жизни). В романе “Замок Кротчет” (1831) Пикок создал портрет Шелли, каким он был во время этого путешествия. Пикок изображает “мистера Филпота”, который “часами лежал в одиночестве, слушая журчание воды, рассекаемой носом лодки, и время от времени просвещал честную кампанию рассуждениями о великих переменах, которые произойдут в мире благодаря пароходному сообщению на реках…”

На два дня они остановились в Лечлейде, и тропа между церковью и рекой до сих пор называется “тропой Шелли”. Так всякий речной поэт впечатывает себя в местность. Эта церковь XV века вдохновила Шелли на стихотворение “Летний вечер на кладбище”. Созданию большой поэмы в честь Темзы, возможно, препятствуют ее переменчивость и многообразие; ее поэтический образ составлен из небольших картин, подобных картине лечлейдского кладбища. Темза не может подвигнуть поэта на сочинение в героическом размере, исполненное ощущения грандиозности; она пестует поэзию тени и уединения, отдыха и покоя, которой не свойственны эпические интонации.

По возвращении из Лечлейда Шелли сочинил поэму “Аластор, или дух одиночества” (1815), где явственно изобразил пейзаж верхней Темзы:

В “Аласторе”, кроме того, он сравнивает путь поэта с плаванием к речным верховьям: путешествие в прошлое, путешествие в тайники воображения – это речное путешествие. Сама же река превращается в трепетное, боязливое божество. “Реки не похожи на дороги, созданные руками человека, – писал он Пикоку. – Они напоминают наш ум, который странствует по своей прихоти среди пустынного бездорожья и течет сквозь прелестнейшие укромные уголки природы”. Человеческое существование “подобно реке, чей стремительный и непрерывающийся поток направлен вовне”. Итак, река для Шелли – метафора человеческого сознания, и, в частности, она символизирует характерное качество самого поэта, ту текучесть, о которой писал Уильям Хэзлитт: “Он с его гибкостью, с его изменчивостью, можно сказать, не вступает со всем окружающим в схватку, не берет мир на абордаж, а скользит по нему, как река”. Это самое ясное из возможных описаний созвучия между человеком и рекой, человеком вообще и Шелли в особенности. Неизменно желавший находиться около реки, которая составляла часть его существа, Шелли был с Темзой в ладу.

Через три года после речного путешествия с Пикоком Шелли снял дом на Темзе в Грейт-Марлоу (графство Букингемшир), где он написал “Восстание Ислама” (1818). Оттуда он много раз плавал в свои любимые места на реке – в Бишем, в Медменем, в Хенли, в Мейденхед. Немалую часть “Восстания Ислама” он написал в Бишемском лесу или плывя между поросшими буком берегами близ Бишема в лодке, которая называлась “Вага”. Образы этой поэмы непосредственно связаны с рекой, и в ней встречаются строки, которые прямо ассоциируются с тем, что окружало поэта: