Валерий Мясников - Неизвестная солдатская война

Среди наших заключённых работали и немецкие военнопленные. Потом мы узнали, что кормили их лучше, чем наших, поэтому немцы к нашему эшелону не подходили и им прикладов не доставалось. Вот так обращались с нашими заключёнными – хуже, чем с пленными фашистами.

«5 января Нахожусь на передовой в лесу здесь ебит твою мать 100 раз хуже передовая костры разводить нельзя в землю хуй закопаеся грунт песок замерз так его нечем невковыряеш. Ходил на "передок" в первою траншею здесь ребята жывут полутше в них блиндажы хоч хуевые но есть. Вечером возвратился. "Спал" т.е. бегал вместе с шоферами.

6 января Сегодня выпало мне задания ехать к своим разведчикам. Они где то здесь недалеко на высотке, а высотка эта у немцев бельмо на глазу Там у них н.п. и землянка есть Фрицы в 180 м. Получу продукты, и как стемнеет еду, и там останусь обратно по старой специальности засекать огневых гансов».

– Перед наступлением обычно проводится разведка боем. В это время мы должны были находиться в первой линии окопов или на какой-нибудь возвышенности, откуда хорошо просматриваются немецкие позиции, и с помощью стереотрубы – засекать огневые точки немцев. Сама стереотруба имела десятикратное увеличение, а когда ставишь ещё десятикратную насадку, видно на три-четыре километра как в одной комнате. Поэтому она нам намного облегчала выполнение задачи, хотя была очень неудобной – большой и тяжёлой.

Разведка боем проводилась так, чтобы немцы приняли её за основное наступление. Идут танки, пехота, выдвигается на новые позиции артиллерия, причём, для пущей убедительности выводили артиллерию на конной тяге – мол, русские бросают в бой всё, что у них есть. В этих случаях сознательно жертвовали лошадьми, чтобы только ввести немцев в заблуждение и заставить их открыть свою систему обороны. Конечно, немцы тоже не дураки. Но иногда такой маневр удавался.

Моя задача заключалась в следующем. Сижу по возможности замаскированным со стереотрубой и у меня обязательно должна быть карта-двухвёрстка. Карт на всех разведчиков не хватало, поэтому нам выдавали кальки, с которыми работать было намного труднее, чем с картой. Отличные кальки делал наш старшина Николай Сорокин. Но копировать приходилось ещё с карт 1910 года. А за прошедшее время на местности многое изменилось: не стало каких-то населённых пунктов, например, хуторов, и, наоборот, появились новые; могло не оказаться какого-то отдельно стоящего дерева, избушки и т.п., что очень важно для привязки огневой точки к местности.

Мне необходимо засечённое немецкое орудие обозначить точкой на своей кальке. Для этого приходилось ориентироваться в основном по холмам, а также по дорогам, которые в Польше и Германии, не так как у нас, не изменялись. Ведь там по пахотному полю не то что трактор или машина – телега не пройдёт. Дуроты такой там никто не допустит. Поэтому даже просёлочные дороги остаются, можно сказать, вечными. А в общем, приходилось над калькой попотеть. Иногда даже не замечаешь, что вокруг рвутся снаряды и свистят пули…

Из оперативной сводки Совинформбюро за 14 января 1945 года:

«Пленный командир 575-го полка, 304-й немецкой пехотной дивизии полковник Штреснер… рассказал: «Все ранее полученные мною приказы требовали: «В случае наступления русских не отступать ни на шаг, обороняться до последнего солдата, до последнего патрона». Однако исключительно мощная артиллерийская подготовка русских деморализовала солдат, подавила их волю к сопротивлению. Когда русская пехота перешла в атаку, солдаты моих подразделений начали отход. Меня поразила осведомлённость русских. Они отлично знали наши позиции и расположение огневых точек. Русская артиллерия била точно. За какие-нибудь 15 минут вся связь была нарушена. На командном пункте я не мог поднять головы. Управлять полком было невозможно. Все подразделения понесли большие потери от артиллерийского огня. Оставшиеся в живых солдаты разбежались». (т. 8, с. 20)

«7 января Сижу на н.п. целый день за стереотрубой аж глаза болять фрицы ведуть себя осторожно. И уже знают что сюда прышла "Гвардия" им ребра ломать Ночю крычали что мол знаем что 1-я гв. танковая армия прышла говорять что не выдержать "катуковских головорезов" Это они так нас называют сволочи прышли на нашу землю, и думают чтобы мы им головы не резали. Нечево это Польша, а скоро до фрау доберемся затрещать панталончики так как ваши ребра под нашим ударом

8 января Целый день спал а целую ноч строили себе н.п. работали как звери под обстрелом в 180 м. от противника Когда ракета загорается мы ложымся когда сгорит работаем Без отдыха ведь до росвета надо зделать голова вон. А если не сделаем и не замаскируем то нам жыть здесь нельзя. Но мы зделали Такие орлы как у меня они на все руки не только на баб и на водку Это они говорять что это их побочная специальность так же как у меня Амос Шытиков, и Шуралев Миша с этими я шагаю от Днепра много похуже выдели. Зделали правда посовести сказать хуевое перекрытие. Но я это укрыл и вынес благодарность от лица службы всему отделению».

– Немцы засекли этот наблюдательный пункт и быстро его пристреляли. На следующее утро, когда мы оттуда уже ушли, они накрыли НП. До тех пор, пока мы туда снова ни вернулись, ни думали, что там мог кто-то погибнуть. Но обнаружили три трупа. Одного солдата не помню. Гаврилову ногу оторвало, и он, видимо, скончался от потери крови. А третьего трупа, собственно, не было – от человека остался только обрубок тела: одна грудь – без головы, без рук и без ног. Определили мы, что это был рядовой Сухих, по новенькому ордену Славы III степени, который он только что получил. Сличили номер ордена с данными в штабе – сошлось.

«У меня все рукы на волдырях и синяках по прыбивал бревнами Сейчас болят иду суп уничтожать».

– Горячий суп на передке не был такой уж редкостью. Как правило, один раз в сутки – обычно перед рассветом – полевую кухню подтягивали по возможности ближе к передку. Если обстановка позволяла, кухню могли притащить ещё и вечером, с наступлением темноты.

Двое из отделения вооружались длинными палками и отправлялись, пока темно, к кухне. Чтобы не расплескать, котелки с супом вешали на эти палки, хлеб распихивали по карманам, водку или спирт брали на все отделение во фляжку, что у каждого солдата была на ремне.

Выпивку делили очень просто: почти у каждого солдата кружка была с меткой для спирта и с меткой для водки. Если, скажем, в отделении кого-то убило или ранило, а сведения интендантам ещё не подали, то нам достаётся больше положенного. В этом случае делили по булькам. И никогда не ошибались.

«9 января Был на н.п. та вдруг телефонист прышол и сказал что меня вызывают обратно в лес ебаные звери обратно буду швейком "Эх ма" пизда этот "кабанчик" Он за мной душа вон Трус ебаный Он думае что я его спасу от смерти это не всегда бывает. Один раз был момент спас Он мне говорит что когда меня нет он спать не может Хуй бы тебе под головы что бы никогда не спал Я же прычем».