Валерий Мясников - Неизвестная солдатская война

– Это я думал, что меня снова назначают ординарцем к майору Чернухе. Конечно, не ординарцем в прямом смысле. Просто Чернуха имел право всегда держать при себе одного разведчика. Так плохо о нём я отозвался несправедливо. Как говорится, под настроение попал – уйти от ребят с передка всё равно что предать их. Поэтому я так и разошёлся.

Чернуху у нас все солдаты уважали за его доброе отношение к нам, за справедливость и, кстати, за смелость. А трусом он никогда не был. А назвал я его так только по тому, что он не раз мне повторял: «Когда ты рядом, я за свою жизнь не боюсь».

Действительно, был момент, когда я его спас. Историю с его плащ-накидкой я уже рассказывал. В этом был весь Чернуха. Он говорил: «Пусть меня лучше убьют, но грязь хлебать по воле фрицев я не буду». Другому бы не поверили. Но что Чернуха под обстрелом в грязь не шлёпнется, об этом у нас хорошо знали все солдаты. Ну а то, что я его называю «кабанчиком», так это за его комплекцию.

С Чернухой мы всё-таки расстались. Хотя, честно говоря, и жаль было. Когда его назначили в штаб корпуса, он снова хотел забрать меня с собой. Но тут я уже решительно отказался, последний раз и навсегда. Больше жизнь меня с этим хорошим человеком, к сожалению, не сводила.

«10 января Нахожусь на старой работе Фрыцы сейчас сильно обстреливают нас стяжелых дальнобойных Прямо деревя с корнем вырывают снаряды Один танк зажег два подбил но до утра их отремонтировали

11 января Сегодня старое дело свое востанавливал нечего не зделаешь надо действовать думал открутытся но не получилось».

– Тут как раз и состоялось назначение майора Чернухи в штаб корпуса, а его сменил майор Королёв. Видимо, Чернуха рассказывал Королёву обо мне раньше, что он меня решил перехватить. Именно по этой причине меня «вызывали в лес» – в штаб полка. Пришёл я ночью к тому месту, где располагался штаб, а там уже никого нет.

Одному солдату-связисту тоже нужно было вернуться в штаб. Пошли мы вдвоём разыскивать своё командование и скоро заблудились. Вышли к какому-то селению и решили здесь заночевать. А сами не знаем, на чьей территории теперь находимся – то ли у себя в тылу, то ли уже у немцев. Но всё-таки зашли в крайний дом. Хозяева, конечно, ничего не знают, но без возражений предложили кровать.

Связисту говорю: «Будем спать по очереди». Сам лёг, взяв пистолет в левую руку (в неожиданных ситуациях я с левой руки стрелял лучше, чем с правой), а связист спал на спине с автоматом на груди, поставив его на боевой взвод.

Мы знали, что на территории Польши, а особенно на территории Германии было немало случаев, когда хозяева дома, у кого вот так на ночь останавливались наши солдаты, или приводили кого-нибудь, или расправлялись с ними сами. В подобной ситуации летом мы никогда бы не остались в таком доме, а зимой нас холод загонял.

На следующее утро благополучно нашли свой штаб.

«12 января Сегодня был проводником водил начальство на н.п. которое я строял. Ком. п.(командиру полка.-Г.Л.) понравилось говорит со всем военным вкусом выбрано место ведь отсюда обзор на 360 градусов. Позно вернулся ребята получили водку Я выпил крепинько поужынал и лег спать но проснулся от крыков. Оказывается холуи перепили и начали драться попадали в траншею Хуй их и поймет кто кого б'ет Я вылил на них ведро воды холодной тогда только мог понять кто там был розтянули их Запевалу дракы прывязали до колеса машыны покуда проспался».

– Спал я в этот раз в штабной землянке. А «холуями» называли ординарцев штабных офицеров. Самым привилегированным был ординарец командира полка – тот по мелким поручениям никуда не бегал, других заставлял. А у начальника штаба, у начальника связи, у парторга и у других – это все ординарцы равного ранга. Конечно, они всегда имели возможность выпить больше, чем положено по солдатской норме.

У ординарца парторга полка, который официально считался писарем, была одна постоянная обязанность, как оказалось, совсем небезопасная – постоянно держать при себе все партийные документы. И однажды этот ординарец пропал вместе с этими документами. Чтобы найти его, – а главным образом искали, конечно, не самого ординарца, а документы – подняли всех на ноги. Особенно долго гоняли нас, разведчиков. Но ни ординарца, ни документов мы не нашли. Скорее всего, его выкрали или убили и спрятали немцы. Немецкая фронтовая разведка охотилась за такими документами.

«13 января Под вечер выехали на н.п. завтра будем крушыть немецкою оборону. Я со своим отделением занял исходный рубеж между 1-м и 2 батальоном Задача моему отделению простая ворваться в траншею захватить контрольного пленного и бегом его в штаб после чего находится пры опер групе и выполнять все прыказы нач штаба Это хуже он тупица».

– «Опергруппой» я здесь называю штабную группу, в которую входили начальник штаба полка, его помощник, связисты и мы, разведчики, поскольку должны всегда находиться при начальнике штаба. У начштаба была грузовая машина с будкой, которую, кстати, водил мой кореш Роговский.

Назвать «тупицей» начштаба майора Косульникова, конечно, нельзя. Но по правде сказать, общаться с ним было очень тяжело. Объяснить или доказать что-то Косульникову невозможно. Если он сказал «нет» или сказал «да», то на своём будет стоять до конца. Хотя в некоторых случаях сам понимает, что неправ.

«14 января Началась арт-подготовка в 5.00 Загрохотало все. Такой сильный шум, грохот был что нельзя было говорить нечего не слыхать 8.00 огонь перенесли во вторую линию обороны».

– Видно, как снаряд разрывается, но не слышно. Опасность здесь заключалась в том, что можно легко подставиться под осколок. Поэтому в такое время мы все лежали на дне окопа. А необстрелянные новички за какими-то своими надобностями ходили по траншеям. Если раз на тебя наступят – стерпишь. А второй, да ещё обеими ногами, тут уж нет. Ударить – не дотянешься. Так мы их хватали за то место, что между ног, и укладывали рядом с собой. Для их же безопасности…

Из оперативной сводки Совинформбюро за 15 января 1945 года:

«Взятый в плен… обер-ефрейтор 188-го полка 68-й немецкой пехотной дивизии Вилли Гейнц рассказал: «Солдаты со страхом ждали русского наступления. Офицеры неустанно твердили, что наши позиции очень сильно укреплены и мы должны их удерживать любой ценой. 18-го декабря каждого солдата обязали прочесть и подписать особый листок, в котором было напечатано следующее: «Я поставлен командованием в известность, что в случае моего перехода на сторону русских весь мой род – отец, мать, жена, дети и внуки будут расстреляны». Солдаты были возмущены, но все молча подписали эту бумажку. Однако гром русских орудий оказался страшнее угроз немецкого командования. Это был настоящий ад. Такого ужаса мы ещё никогда не испытывали. От артиллерийского огня мы понесли огромные потери. В траншеях вперемежку валялись раненые и убитые солдаты. Раненые взывали о помощи, но никто им её не оказывал. Некоторые солдаты сошли с ума. Русские нанесли нам страшный удар. О сопротивлении нечего было и думать. Я с группой солдат сдался в плен». (т. 8, с. 21)