Иван Никитчук - Украинский Чапаев. Жизнь и смерть легендарного комдива Николая Щорса

Тепло. Дети играются во дворе. Казалось, в пыли развлекается табун воробушек. Далекие поля розовели в лучах заходящего солнца. Над лугом кружили журавли, поблескивая белыми крыльями. Весенний вечер навевал думы.

«Какая же ты роскошная, земля, — думала Александра. — Весело тебя засевать хлебом. Только то в тебе плохо, что чураешься бедного. Для богатого улыбаешься красотой, его кормишь, одеваешь, а бедного принимаешь только в яму…»

Как-то среди дня постучали в забор. По лаю собак, сбежавшихся со всей улицы, догадались: почтарь. Почтальон вручил письмо. Разбирала по складам, за этим занятием и застал ее Николай.

— Сынок, не пойму чтой-то, так коряво буквы проставлены.

Николай взял письмо, прочел громко, отделяя слово от слова. После длинного перечня поклонов от близких и дальних родственников, чуть не ото всех Столбцов, родственники приглашали на свадьбу племянницы.

С этого часа Александра Михайловна потеряла покой. Ехать, непременно ехать. Ни строгие слова мужа, ни уговоры родителей не помогали. Поедет, и все. А то увидит ли когда?

— Чай, первая свадьба у племянниц, — последний довод выставила она. — Да и родню проведать.

Собралась в два дня. Перекупала детвору, перестирала, перештопала. Прощание с детьми было тягостным, как чуяла, покидает их навеки…

Через неделю вернулись дед с бабкой, отец и дядя. Матери с ними не было…

Лето навалилось сразу, едва отзвенел последний звонок. Ученики, одуревшие от радости, вырывались из классов… Ура!!! Каникулы! Речка, лес…

Радовался каникулам и Николай. Но беззаботность доносил всего лишь до порога: не встречает его, как обычно, мать. Теперь он старший в доме после отца. Покинуло озорство и младших, следят за братом широко распахнутыми, полными испуга глазами. Одна Ольга всерьез ждет мамку.

Отец, вернувшись из Столбцов, не водил детей за нос, объявил:

— Нету больше матери у вас, сироты вы. Померла она. Похоронили мы ее в родной земле… Где родилась, там нашла и покой…

Наедине со старшим покинуло его самообладание. Не пряча набежавшую слезу, неумело обнимая худенькие плечи сына, жалобился:

— Пропадем мы, Николай, без матери нашей… Куда с малыми-то? А все я…

— Не убивайся, варить я умею, Кулюша стирает уже.

После смерти Александры Михайловны домашние заботы легли на плечи Николая с отцом. Помогали и тетка Зося, и бабка, но не разрываться же им на два двора. Частые суточные отлучки приводили Александра Николаевича в отчаяние. Пятеро! Мал мала меньше.

Но самая большая помощь, как всегда, пришла от тестя. Вот уж поистине тесть — светлый ангел Александра Николаевича. Намертво приковала его жизнь к семье Табельчуков. Всю жизнь, как есть, ощущает доброе слово и твердую руку. Как ни тяжело Михайле вспоминать дочь-покойницу, у самого сердце разрывается, а заговорил первым:

— Не бейся, Александр, как муха о стекло. Выход один — надо вводить женщину в дом. Как ни верти, а дому нужна хозяйка, детям мать. Конечно, не все сразу явиться — хозяйка, мать, жена. Чем-то придется и поступиться…

Тесть же навел на мысль, кого можно было бы просватать, назвал дочку Константина Подбело, машиниста. Украдкой Александр стал приглядывался к девушке. Еще моложе покойницы. Видная. Рослая, белолица, кареглаза, с кудрявой шапкой волос. Не вышла вовремя замуж, теперь уж попала в ряд засидевшихся девиц.

Через несколько дней осторожно высказал сомненье тестю: пойдет ли она за него?

— Не беспокойся. С Костеем Подбело, батькой ее, уж обмозговали, — успокаивал Михайло. — Дай срок. Ты детей подготавливай…

Вскоре стал замечать Александр Николаевич, что Подбело оказывает ему внимание, снимает картуз при встрече, а встречаются паровозами, заливисто сигналит.

Все как бы шло по задуманному. Как-то вечером, перекупав малых, уложив их, они, трое мужчин, засиделись за самоваром. Александр Николаевич хотел было начать разговор о предстоящей женитьбе, но совсем неожиданно заметил настороженный взгляд Николая. От этого взгляда вдруг слова, какие собирал он несколько дней, вылетели из головы. Он больше побаивался Константина — ослушник, драчун, жди всегда от него выходку… Но Николай?! Послушный, умница… Понял: именно Николай встанет на пути. Мать любил и больше всех был привязан к ней. Не попадая струей из самовара в чашку, чертыхаясь, Александр Николаевич несвязно заговорил:

— А была бы мать… Не возились мы с вами до полуночи. Накупать надо, накормить, уложить… А там стирки — гора!

— Сам постираю. Ты ложись, чуть свет вставать, — отозвался Николай, искоса поглядывая на неловкие руки отца.

— Ишь, сам он… — ни с того ни с сего обозлился Александр Николаевич. — Сам все не переделаешь. Корова, гуси, куры, индейки. А зима на носу… Две печи топить!

— Вот проблема, — вмешался Константин, не понимая, что так вдруг не поделили брат с отцом. — Дров наколоть да уголь засыпать… Покуда мы в школе, Кулюша доглядит за огнем…

Осенью в школу пошел и Константин. Бегал он туда с охотой, хотя уроки учить ленился…

А время бежало, не стояло на месте. Александр Николаевич больше не начинал разговора о женитьбе. Николая он понимал и не осуждал его. Напротив, выделяя как старшего из детей, равного себе, делился с ним о своих делах на работе, советовался по хозяйству. Наблюдал исподволь, как он отходит, смягчается, мучает его совесть. Но к мысли о мачехе, заметно, непреклонен. Александра Николаевича это и огорчало, и радовало. Какое-то время он готов был сдаться, отступить — вырастит детей один. Нарочно стал избегать на станции Константина Подбело, обходил их двор. А попадется на глаза цветастая голубая шалька, какую любит носить Мария, зайдется сердце. Вот уж седина в голову, а бес в ребро. Тайком, стыдясь даже себя, искал взглядом ту шальку на базаре и в церкви.

Но однажды, возвращаясь от тестя, столкнулся с ней лицом к лицу в тесном переулке. Разрумянившись, прошла гордая, недоступная. На приветствие ответила едва приметным поклоном. Знал, что она согласна выйти за него. Сперва и слушать не хотела. Но со временем уступила. Эта случайная встреча и оборвала все колебания у Александра Николаевича. Твердо решил ввести в дом хозяйкой Марию. Сделает все, чтобы дети ее приняли, чтили. Наверное, кроме старшего. Пусть он один больше всех хранит память о родной матери. Силу он, отец, применять не станет. Втолкует и Марии, чтобы не обижалась и строго не спрашивала.

Как ни сопротивлялась новая родня, но по настоянию Александра Николаевича обошлись без венчания. Поп записал только в брачную книгу. Отмечали брак в доме у невесты.

Возвращаясь из школы, Николай увидел сани с отцом и новой женой… Чуть не заплакал. Не останавливаясь у калитки, прошел в проулок, к деду. От порога заявил: