Виктор Иванов - Мальчишки в бескозырках

Приехали в школу на Пороховые. Там сказали, дескать, необходимо принести какой-нибудь документ, подтверждающий, что перед войной я окончил три класса. Ни с чем вернулись мы в полк. Кулемекова доложила Ждановичу, что нужно ехать в город к моей матери за довоенным школьным табелем. К моей радости, Веру и меня отпустили в город.

И вновь, уже с табелем, Кулемекова повезла меня в школу.

Спустя сорок лет Вера Николаевна написала мне, что с улыбкой вспоминает, как водила меня записывать в школу. В одном из писем она сообщила, что своих детей, в отличие от меня, она водила в школу, держа их не за руку, а за запястье большим и указательным пальцами. И когда они упирались, она рассказывала, как весной 1943 года водила сына полка Витю Иванова в школу.

Меня зачислили в четвертый класс и предупредили, что до конца учебного года осталось всего несколько месяцев, и если я буду плохо учиться, то в пятый класс меня не переведут. К занятиям велели приступить на следующий день.

Назавтра Холодный на мотоцикле отвез меня на Пороховые. Конечно, тяжело было и учиться, и служить. Но приказ есть приказ. Стал учиться. Причем неплохо.

Но вот из школы на меня поступила жалоба. Холодный вспоминает об этом так: «Приехал я в школу, а мне говорят: «Не знаем, что делать с вашим Ивановым. Ребята перестали заниматься. Для них авторитет только Витя. Вместо занятий водит ребят в атаку, заставляет окапываться, заниматься строевой подготовкой».

Что было, то было. Я считал, что для мальчишек военной поры главное — овладеть военным делом.

В полку меня пропесочили, и я дал слово, что буду вести себя тихо.

Еще в госпитале я узнал о введении в Советской Армии и Военно-Морском Флоте погон. Но прошло несколько месяцев, а я их так ни у кого и не видел. И только в марте 1943 года увидел погоны на плечах нашего командира полка подполковника Кононова. И хотя погоны были полевые, защитного цвета, а не парадные — золотые, они произвели на меня впечатление. Я стал ждать, когда же их выдадут и мне. Но все оказалось не так просто. Выяснилось, что мне погоны нужно шить специально, так как обычные мне были и широки, и длинны. К тому же нужна была другая гимнастерка — со стоячим воротником.

И вот наступил торжественный день, когда командир нашего взвода младший лейтенант Холодный вручил нам погоны. Я тоже получил перед строем свои маленькие аккуратно сшитые погоны: зелененькие, с голубым кантом, с одной красной поперечной лычкой и с летной эмблемой. Не беда, что гимнастерку нового образца не успели для меня сшить. С помощью Майи Степиной я прикрепил погоны к старой гимнастерке, споров с нее петлицы. В тот же день я умудрился сфотографироваться. Фотография сохранилась и по сей день. С пожелтевшей карточки смотрит на меня мальчик с погонами, нелепо свисающими с плеч, остриженный под ноль. Я ли это?

На следующий день, придя в школу, я произвел там настоящий фурор. Уж во всяком случае, один урок был сорван, ибо каждый из сорока одноклассников считал своим долгом потрогать мои новенькие погоны.

Весной в школе произошло ЧП. На перемене один из учеников загнал боевой патрон от пистолета «ТТ» в металлическую ручку-вставочку и стал стучать по капсюлю гвоздем. Раздался выстрел, вылетевшая из ручки пуля попала в ученика девятого класса и убила его наповал. Погибший был сыном нашего нового начальника штаба. Все были потрясены нелепой смертью. Похоронили мальчика на кладбище недалеко от станции Ржевка.

В один из летних дней Петр Поликарпович Заостровцев построил нас и объявил, что получен приказ протянуть телефонную линию в штаб армии. Работа предстояла большая. Нужно было тянуть провод и по лесу, и по полям, и по болоту. Кое-где мы использовали уцелевшие столбы, а чаще устанавливали опоры заново. Солнце пекло. Мы работали по пояс голыми. Провод был толстый, медный. Сначала его нужно было разнести между столбами, затем закрепить наверху на роликах, натянуть. За день приходилось подниматься и спускаться на «кошках» по нескольку десятков раз. К тому же в первый же день мы сожгли на солнце спины. Одолевали комары. Отдыхали тут же возле столбов. Когда линия пересекала совхозные поля, то ели сочный турнепс. До войны я даже не подозревал, что существует такой вид репы, довольно сладкой на вкус.

Летом я научился кататься на велосипеде. У нашего командира взвода младшего лейтенанта Холодного был велосипед. Как-то он спросил меня, умей ля я кататься? Я признался, что никогда не пробовал, разве что отец возил меня на раме.

— А ты попробуй, — подзадорил Холодный. — Держи руль!

Усадил он меня на сиденье, а ноги до педалей не достают. Опустили сиденье до упора — тот же результат. Уж больно ростом я подгулял. Тогда Николай Александрович посоветовал ездить, стоя на педалях — из-под рамы. Попробовал раз, другой, и пошло. С тех пор я полюбил велосипед на всю жизнь. И сейчас с ним не расстаюсь.

До войны я часто ездил на самокате. У нынешних мальчишек самокат редкость. Только-только начал ходить, родители уже покупают велосипед. Вначале трехколесный, потом двух. В моем детстве было не так. Самым любимым видом транспорта и у мальчишек, и у девчонок был самокат. Два небольших колеса, руль, внизу дощечка. Стоишь одной ногой на дощечке, другой разгоняешься, а потом едешь. За день так намаешься, что спишь без задних ног…

Иногда по делам службы я выбирался в Ленинград. Обычно это было связано с получением на складе сухих батарей для телефонных аппаратов. В такие дни я на часок заглядывал к маме. Было радостно видеть, как исчезали с лица матери следы ужасного голода. Маму подкармливал огород на набережной канала Грибоедова. Да и после прорыва блокады снабжение города продуктами наладилось. Как мог, и я помогал маме продуктами. Отец писал, что по-прежнему воюет в артиллерийском полку…

Как-то летом меня вызвали к комсоргу полка младшему лейтенанту Вере Сергеевне Елисеевой.

— За тебя, Витя, — сказала она, — ходатайствуют комсомольцы взвода связи. Я советовалась с Политотделом армии, там сказали, что, поскольку ты уже воюешь два года и хорошо зарекомендовал себя по службе, тебя можно принимать в комсомол, не дожидаясь четырнадцати лет. Исключение для тебя делают!

От счастья я не знал, что и сказать.

Вскоре комсомольцы полка на общем собрании приняли меня в комсомол. Билет я поехал получать в Политотдел армии ПВО. После вручения комсомольского билета чувствовал себя очень гордым.

По такому случаю меня отпустили домой. Тем ожидала еще одна радость: приехал на побывку отец. Вместе провели целый день. Отца я не видел около года. За это время он сильно изменился, постарел. Но как и в прежнее, довоенное время, был весел.

Шутя он сказал: