Катя Мартынова - Непобежденная. Ты забрал мою невинность и свободу, но я всегда была сильнее тебя

В день, когда родился Олег, Виктор пришел заниматься сексом. Услышав, что Лена родила, он не проявил никаких чувств, но на этот раз заявил мне:

– Когда вы обе родите по десять детей, я вас отпущу.

Ему не было никакого дела до собственных сыновей, но явно нравилось, что его рабыни рожают. Мы провели в подземелье уже несколько лет и были готовы поверить во все что угодно, лишь бы обрести свободу. Когда Виктор ушел, мы стали обсуждать жуткую перспективу рожать еще 18 детей. Нам столько не протянуть. Хотя приближалось мое семнадцатилетие, женщиной я так и не стала. Из-за постоянного стресса и ужасных условий менструаций у меня не было. С одной стороны, я боялась, что никогда не стану женщиной. С другой же, я благодарила Бога за то, что остаюсь ребенком – так я не могла забеременеть. Виктора бесило то, что я остаюсь ребенком. Занимаясь со мной сексом, он постоянно ругал меня:

– Ты слишком худая! У тебя ни груди, ни задницы! Фигура ребенка, рожать не можешь! Зачем я все еще держу тебя?!

Каким-то чудом Олег прожил в подвале еще четыре месяца. Мы обе видели, что он очень слаб и жизнь в нем едва теплится. Но Лена не могла с ним расстаться, а Виктор не требовал, чтобы мы отдали ребенка. Похоже, он хотел, чтобы Лена сама приняла решение. Конечно, ей не хотелось, чтобы ребенок рос в камере или умер от голода и страданий. Когда мы окончательно поняли ужас ситуации, мы решили, что нужно просить Виктора забрать ребенка. Без света, нормального питания, свежего воздуха и ухода Олег долго не протянет, а мы не могли их ему дать.

Приняв решение расстаться с малышом, мы придумали и план спасения. На крохотной бумажке мы написали наши имена и мольбу о помощи и зашили эту бумажку в одежду малыша. Нам было легче расстаться с ребенком, видя в нем посланца, способного спасти нас от бесконечного кошмара. Когда Виктор в следующий раз пришел заниматься сексом, мы попросили его отнести Олега в безопасное место, где о нем позаботятся. Виктор молча забрал ребенка. Через несколько дней он показал нам статью в местной газете:

Вчера в жилом доме в Скопине был найден младенец. Прокурор города заявил журналистам, что ребенка нашли на полу на лестничной клетке. Когда малыша привезли в больницу, врачи были потрясены. Младенец походил на старика и еле дышал. Хотя ему явно было около четырех месяцев, его рост составлял всего 55 сантиметров, а весил он не больше 2,4 килограмма. Примерно два года назад в Скопине уже произошел подобный случай – был обнаружен брошенный младенец. В обоих случаях милиция разыскивала родителей, но розыски ни к чему не привели.

Виктор так и не сказал нам, обнаружил ли он нашу записку. Мы долго ожидали спасения, молились, чтобы милиция начала действовать. Но прошла неделя, а ничего так и не произошло. Наша надежда угасла. Наверное, Виктор нашел записку, но решил помучить нас, ничего не сказав. Тщетно ожидая спасения, мы погружались в глубокое отчаяние. Нам стало еще труднее верить в то, что когда-нибудь кошмар закончится. Наступила осень. Мне исполнилось семнадцать. В день рождения Виктор позволил мне посмотреть из люка на звездное небо и целый час дышать свежим воздухом.

Через несколько месяцев Лена сказала мне, что беременна третьим ребенком. Я отнеслась к этому спокойно. Теперь меня трудно было шокировать. Я начала привыкать к своему ужасному положению и перестала тратить эмоциональные силы на происходящее. Все было неважно – нужно было просто жить и надеяться, что когда-нибудь удастся бежать. Из трех лет, проведенных в камере, Лена бо́льшую часть времени была беременна. Я привыкла видеть, как растет ее живот, и ждать рождения ребенка. Лена дала мне очень важный урок. Хотя отцом ее детей был безумный маньяк, она все равно любила несчастных малышей. В их личиках мы не видели лица нашего мучителя. Мы видели двух невинных ангелочков, доверенных нашей заботе. Я начала понимать, что значит быть матерью. И теперь я особенно остро чувствовала, какую ужасную боль причинило мое исчезновение маме. Это ощущение укрепило мою решимость непременно вырваться из заточения, обнять маму, успокоить и пообещать, что я никогда больше не пропаду. Я чувствовала, что она каждый день молится за меня, верит, что я жива и что когда-нибудь я вернусь. Что бы ни делал наш мучитель, я никогда не позволяла ему лишить меня мечты увидеть мою маму. А для этого я должна была изо всех сил стараться сохранить рассудок. Каждый день я погружалась в воображаемый мир через творчество, занималась зарядкой или смотрела телевизор. Особенно мне нравились прямые эфиры. Сознание того, что я вижу происходящее именно в этот момент, позволяло мне чувствовать себя частью реальной жизни. Я даже пыталась представить, что непосредственно наблюдаю за происходившим по другую сторону экрана. Телевизор был нашим окном во внешний мир – средством связи с нормальной, обыкновенной жизнью. Мы с Леной решили никогда его не выключать. Ложась спать, мы лишь убавляли звук, и мир продолжал жить без нас.

Карстэн Графф

– Сколько раз Виктор травил вас слезоточивым газом? – спросил я как-то вечером, когда мы с Катей общались в интернете.

– Раз шесть или семь, – ответила она.

– Он распылял газ, когда в камере находились младенцы?

– Он делал это пару раз, когда Лена была беременна, – написала Катя, – но при детях такого не было.

– То есть единственным проявлением его чувств к детям было нежелание травить их газом?

– Не думаю, что жизнь или смерть детей его волновала, но почему-то он хотел, чтобы мы думали, что для него это важно.

– Похоже на правду, – написал я, сверяясь со своими заметками, чтобы выбрать следующий вопрос. – А сколько времени Виктор каждый день проводил с вами или с Леной?

– Иногда мы не видели его по несколько дней, но если он приходил, то проводил с нами от получаса до часа. Довольно долгое время он приходил каждый день. Сначала он передавал нам еду, потом насиловал одну из нас. Обычно мы выходили в зеленую комнату по очереди. Мы всегда знали, кому идти, а кому оставаться в камере.

– Записывая вашу историю, я часто думал о странности вашей ситуации: вы ненавидели этого мужчину и стремились избегать его, но в то же время могли выжить только благодаря ему. Наверное, вы слышали о «стокгольмском синдроме»?

– Да. Это психологический союз жертв похищения с похитителями. Мы с Леной целиком и полностью зависели от Виктора. Если бы с ним что-то случилось, мы обе умерли бы ужасной смертью. Логично было бы предположить, что у нас с Леной проявится стокгольмский синдром, но этого не случилось. Мы никогда не испытывали ни малейшей симпатии к Виктору. Когда нам удалось спастись, мы не нашли никаких оправданий его поступку.