Вадим Верник - Книга победителей [litres]

– Большой театр, мама – оперная звезда, и вы – девочка, которая росла в золотой клетке. Наверное, комплексы вас съедали, когда вы сталкивались с реальностью?

– Я жила в мире взрослых, с детьми мне всегда было трудно найти общий язык. И сейчас не умею с ними общаться.

– Извините, Людмила Васильевна, но у вас же пять внуков!

– Ну что же делать.

– И как вы с ними общаетесь?

– Как со взрослыми, иначе не умею. Не могу ползать перед ними на четвереньках и сюсюкать.

– Своих детей в ежовых рукавицах держали?

– Вы знаете, моя приятельница говорила: «Людочка, главное – ребенка вооружить знаниями». С рождением детей началась погоня за знаниями. В нашем доме педагоги, как электрички, приходили и уходили по расписанию.

– Дочь пошла по стопам вашей мамы, она оперная певица, а сын…

– Не поддался. (Улыбается.)

…стал бизнесменом.

– Не знаю, мне кажется, это не занятие. Тем более наш бизнес. Я вообще не понимаю, что это такое.

– А настоящее занятие – это только творчество?

– Ну, он мог бы стать врачом, как я хотела. Это тоже творческая профессия. Актер лечит душу, врач – тело.

– Людмила Васильевна, я сижу у вас в гостиной, разговариваю с вами и забываю, какой век за окном… Но вы не производите впечатление, извините, музейного экспоната.

– Это твое впечатление. Может, ты заблуждаешься. (Улыбается.) Задай вопрос кому-нибудь другому, и тебе ответят: старая карга, отвратительная, злая и мерзкая. Жуткая. Все время гундит, ворчит, всех ругает…

– Ужас! Я уже начинаю бояться…

– Ой, хуже характера, чем у меня, нет!

– Ну что ж, вы очаровательны в своем лукавстве.

– Нет, я не лукавлю. Раньше я читала сценарий, и даже если мне не нравилось, понимала, что это написано профессионалом. А сейчас у меня все чаще создается впечатление, что такое нельзя писать. Даже если тебе эта мысль в голову пришла, надо ее скрыть. Скрыть. Не все мысли достойны быть высказанными.

– Давайте о хорошем. Почему вы так много времени проводите в Юрмале?

– Там я впервые увидела это чудо, сотворенное Господом, – море, песок, и сосны, всё, что я люблю. И эти чайки, и ощущение близости Бога. Потом пришел какой-то юродивый и сказал, что здесь Христос ходит. Я ему не поверила, но это действительно намоленное место. Там ты вроде бы не ходишь, а летаешь, не знаю почему. У меня в Юрмале такая хижина дяди Тома, рядом с синагогой, которую всё никак не восстановят, потому что денег нет.

– А в гости там к кому-нибудь ходите?

– У меня есть одна семья, с которой я дружу много лет. Это Цивьяны. Замечательные, веселые и умные люди.

– В Юрмале летом много москвичей.

– Ко мне часто приходят гости. Я живу на Сиреневой улице, там яблони и… тишина. Когда у меня летом жил Петр Наумович, он из яблок варил домашнее варенье, приговаривая: «Что же это! Такое добро пропадает…» Шутил, конечно…

В годы моего детства в Большом театре, по воскресеньям, шли спектакли под рубрикой «День школьника». И вот в один из таких «дней» я увидел на сцене Елену ОБРАЗЦОВУ. Она играла Марфу в опере Мусоргского «Хованщина». Именно играла . Трагический надлом героини, ее зловещая энергия и опасная красота, – все это запечатлелось в моей памяти. А голос Образцовой! Низкий, могучий, с тончайшими полутонами… Истинная оперная примадонна.

Образцова соответствует своей фамилии идеально. Если дебют в Большом театре, то сразу в главной партии, Марины Мнишек, и не дожидаясь окончания консерватории. Если звания и награды, то все, какие только есть в природе. Если мировая карьера, то непременно в Метрополитен-опера и в Ла Скала…

Осень 2012 года. Подмосковный дом Образцовой. Перед тем, как пригласить внутрь, Елена Васильевна с удовольствием проводит экскурсию по территории, с гордостью показывает японский сад и беседку в восточном стиле (Образцова обожала Страну восходящего солнца). В то время она еще была в отличной форме, строила планы, и многие из них в дальнейшем сбылись. Не стало Образцовой в январе 2015-го…

– Елена Васильевна, как часто вы проводите время на даче?

– В последнее время я здесь нахожусь больше, чем где бы то ни было. Правда, я преподаю в Музыкальной академии в Токио и три месяца в году живу в Японии, у меня там свой домик. В этом году я должна была жить там с октября по декабрь. Но в России готовится новая постановка «Руслана и Людмилы» и открытие после ремонта Исторической сцены Большого театра, я согласилась петь. Совсем небольшую роль, но она оказалась очень большой, потому что режиссер Дмитрий Черняков, который ставит эту оперу, сделал Наину самой главной заговорщицей всего «Руслана и Людмилы». Пока интересно, посмотрим, что получится.

– На сцене Образцова обязательно должна быть в центре внимания, а как иначе?

– (Улыбается.) Даже когда я пела в «Пиковой даме» Гувернантку, срывала аплодисменты. Когда девочки уходили, я их ругала, что Графиня сердится: ай-ай-ай, – и делала такие движения головой: я их как будто всех презирала, всю эту русскую так называемую интеллигенцию. Был смешной образ, необычный, и всегда в конце аплодисменты.

– Вернемся к загородной жизни. Какие у вас здесь любимые занятия, привычки?

– Единственная радость, которую я себе позволяю, – это завтрак в кровати. Мне приносят мои девочки завтрак, и мы с моими собаками все вчетвером едим. Им специально дают кусочки сыра, чтобы они ко мне не приставали. А после я сажусь за рояль. Вы знаете, занятия у меня всегда одни и те же, я все время учу что-то новое. Вот недавно приготовила новую программу, которую пела 1 октября в Малом зале консерватории. Еще возглавила жюри телевизионного проекта «Большая опера» на канале «Культура». Очень интересный проект получился.

– Все время в деле!.. А скажите, бывает, что вы здесь надеваете резиновые сапоги, спортивный костюм и превращаетесь в сельского жителя?

– Нет-нет, в деревенского жителя мне никак не обратиться. У меня такой неспортивный костюм, брючный. Утром у меня обход: я кормлю в пруду рыб, помогаю всем моим растениям жить: смотрю, что надо подвязать, что полить.

– Вы это так тонко чувствуете?

– Да, абсолютно. Я с ними разговариваю, это все мои дети – всё, что есть в саду, я сама посадила.

– Несколько лет назад я снимал вас в программе «Кто там…» на «Культуре». Съемку делали в Большом театре, в антракте «Пиковой дамы», где вы пели Графиню. У вас сильно болела нога. «Можно я положу ее на стул?» – спросили вы. И это выглядело так эффектно, совершенно не возникло ощущения, что вы испытываете острую боль. А я знаю, что вы и руку ломали на сцене, и пели с потерей зрения, когда с велосипеда упали. Зачем такие жертвы? Ведь так можно было остаться инвалидом.