Вадим Верник - Книга победителей [litres]

– Елена Васильевна, в Большом театре вы были царицей в прямом смысле слова.

– Вот как раз царицей я не была, царицей у нас была Ирина Архипова. Она пела все премьеры. За всю мою жизнь – а я 48 лет в Большом театре – я не спела там ни одной премьеры. Всё предлагалось Архиповой.

– Вы страдали?

– Нет, абсолютно не страдала. Я пела в Метрополитен и в Ла Скала и вполне была удовлетворена. Но где-то мне было больно, что я была не признана в своем государстве. Я очень люблю Большой театр, но там я всегда будто сдавала экзамен. Я не была свободна на сцене, не могла так творить, как за границей, где ко мне относились как к большой артистке.

– Уважаемая Елена Васильевна, когда вы говорите о том, что не были признаны в своем государстве, мне хочется вспомнить ту женщину, которая вылечила вас от мигрени!

– (Смеется.) Три года назад я была у господина Нарышкина по поводу поддержки Конкурса молодых оперных певцов Елены Образцовой. Он сказал: да, мы обязательно будем вам помогать, возьмем конкурс на государственное обеспечение. Но долгое время все это было виртуально. В этом году я вошла в ступор: за три месяца до конкурса у меня не было ни рубля. Мне пришлось написать письмо Дмитрию Медведеву, заканчивалось оно подписью: «в предынфарктном состоянии, Елена Образцова».

– Подействовало?

– Ну да, он мне помог. Был звонок из Министерства культуры – сказали, что они наконец берут конкурс на государственное обеспечение. Буду надеяться. У меня еще столько всяких желаний! Но жизнь уже, наверное, достаточно близка к завершению. И я думаю, те мечты, которые были, уже вряд ли осуществятся. Единственное, я всегда молюсь, чтобы я сначала умерла, а потом закончила петь. Потому что я не представляю себе жизни без пения. Только надо быть умной и не петь то, что ты не можешь на данный момент. В этом отношении очень умной была моя подруга Монтсеррат Кабалье: когда ее карьера пошла на спад, она стала выбирать музыку, которую никто не знает. Потому что тогда никто не знает, как ее петь! А я беру то, что могу еще петь и что звучит у меня. И иногда позволяю себе безобразия. (Улыбается.)

В Латвийской Национальной опере в течение пяти дней аншлаги. На сцене – легендарный танцовщик Михаил БАРЫШНИКОВ. Он играет музыкально-драматический спектакль «Письмо человеку» по дневникам другого легендарного танцовщика – Вацлава Нижинского.

Увидеть Барышникова на сцене – моя давняя мечта. Это ведь самый знаменитый и успешный танцовщик двадцатого века! По технике вращений и прыжков он не знает себе равных. Уроженец Риги, выпускник Вагановского хореографического училища, Барышников поступил в Мариинский (в то время Кировский) театр и сразу стал звездой номер один. В театре отлично понимали, каким даром наделен Барышников, и создали ему идеальные условия – и творческие, и бытовые. Но у артиста были свои планы. В 1974 году, во время гастролей, он попросил политического убежища в Канаде. Михаилу исполнилось тогда 26 лет. Он стал вторым – после Рудольфа Нуриева – великим российским танцовщиком, решившим остаться на Западе. А дальше – триумф за триумфом, не только в Америке, но и во всем мире. Для людей, связанных с балетом, Барышников недосягаемая величина и непререкаемый авторитет. Параллельно с танцем он пробует себя и как драматический актер. Еще в расцвете карьеры Барышников начал сниматься в Голливуде, даже номинировался на Оскар за лучшую роль второго плана в картине «Поворотный пункт». В мегапопулярном сериале «Секс в большом городе» Барышников сыграл в паре с Сарой Джессикой Паркер.

На драматической сцене его дебют состоялся в конце 80-х. Он играл в «Превращении» Кафки в постановке Романа Поланского. Отмечая его виртуозную игру, критика тогда писала, что Барышников поразительно тонко передает человеческие страдания. Позже, в поэтическом моноспектакле, поставленном культовым литовским режиссером Алвисом Херманисом, он читал стихи своего близкого друга Иосифа Бродского. Сам Бродский посвятил ему такие строки: «Как славно ввечеру, вдали Всея Руси, Барышникова зреть. Талант его не стерся!»

И вот теперь «Письмо человеку» – незримый сценический диалог Барышникова и Нижинского. Для справки: Вацлав Нижинский блистал на сцене в первой четверти двадцатого века. Он создал свой язык сценического движения. Его феноменально высокие прыжки, когда он будто замирал в полете, считались волшебством. «Восьмое чудо света», «Царь воздуха» – это всё о нем. Умер Нижинский в 1950 году, полжизни проведя в психиатрической больнице, куда он был помещен с диагнозом «шизофрения». На сцену в последний раз вышел в 1919-м – ему тогда не было еще и тридцати лет.

Барышникову давно предлагали сыграть Нижинского, в том числе такие великие режиссеры, как Франко Дзеффирелли и Ингмар Бергман. Но только сейчас он оказался готов к этой встрече и сам обратился к знаменитому режиссеру-авангардисту Роберту Уилсону, с которым несколько лет назад уже сделал спектакль по повести Даниила Хармса «Старуха».

Спектакль «Письмо человеку» построен на дневниках позднего Нижинского. Текст читает Барышников плюс звучит фонограмма с другими голосами. Энергия на сцене по большей части мрачная, темная. Герой живет в своем искаженном мире. Что это – сон или реальность? Живой персонаж или кукла-марионетка? Дневники Нижинского – это записки из сумасшедшего дома. Исповедь, поразительная по степени самообнажения и балансирующая между реальностью и галлюцинацией. Барышников, играющий Нижинского, словно пытается сорвать с себя маску, скрывающую под толстым слоем грима истинное лицо, и в то же время прячется за ней от этого мира и людей, разрушающих его душу. Актер великолепно владеет высоким искусством чаплинской клоунады, когда сердце ранено насквозь и кровоточит, а на лице грустная улыбка отчаяния.

В этом надломленном сознании уже нет просвета, мир тотально враждебен. Но остается танец. Как спасительная соломинка. Только в нем – коротком, стремительном, ускользающем – герой на несколько мгновений освобождается от маниакальных преследований и становится чистым, непорочным, парящим над суетой. Пластика столь выразительна и восхитительна, как будто на сцене тот самый молодой Барышников! О себе он сказал недавно: «Мое тело до сих пор в превосходной форме». И это действительно так. Танец Барышникова начинается внезапно и так же внезапно обрывается, как бы дразня зрителей, которые с наслаждением ловят каждый жест артиста и ждут продолжения. Грандиозный момент в спектакле – сцена, когда Барышников за считаные секунды вспоминает коронные роли Нижинского: романтические пируэты Призрака розы, трагические изломы Петрушки, величественные па древнегреческого Фавна…