Вадим Верник - Книга победителей [litres]

После спектакля я познакомился с Михаилом Барышниковым. Тихий, какой-то приглушенный, с полуулыбкой, он совсем не похож на победителя. Я спросил, сколько времени шли репетиции. «Шесть-семь недель, с перерывами на другие спектакли, в которых я играю», – отвечает актер. Говорит очень сдержанно и спокойно.

От организатора гастролей Барышникова в Риге Александра Шенкмана я узнал любопытные подробности визита звезды. Актер не предоставлял устроителям никакого райдера, даже хотел отказаться от персональной машины, поскольку остановился в отеле недалеко от театра. Кстати, проживал он отнюдь не в президентском номере, так что в этом вопросе его запросы можно назвать достаточно скромными. На спектакль он всегда приходил за два часа, а за час до начала уже был в гриме, полностью готовый к выходу на сцену…

Барышников называет Нижинского «завораживающей провокацией». Такое определение подходит и ему самому. Он любит выбивать почву из-под ног не только у зрителей – и себе тоже ставит всё новые и новые барьеры. Потому что иначе всё становится скучным и пресным. А это уже к Барышникову не имеет никакого отношения.

Марина НЕЁЛОВА – актриса из моего детства, моей юности. В школьные годы мы Игорем часто ходили в «Современник» «на Неёлову», а потом, по дороге к метро, жарко обсуждали ее игру. Игорь даже посвятил Неёловой стихотворение. Она была каким-то идеалом, из другой, нездешней жизни.

Отлично помню, как однажды увидел Марину Неёлову в Малом театре, в антракте – американцы показывали там спектакль «Игра в карты», и она пришла просто как зритель. Я увидел её совсем близко, и чуть дар речи не потерял. Даже помню, что Марина (она, кстати, не любит, когда её зовут по имени-отчеству) была в светло-розовом вязаном платье. Дальше про спектакль я уже не думал. В зрительном зале я смотрел не на сцену, а только на своего кумира…

Может, я и в ГИТИС на театроведческий решил поступать, вдохновленный талантом Неёловой. Хрупкая и сильная, трагическая и эксцентричная, всегда разная и непредсказуемая…

В середине 90-х я снимал на телевидении воскресную программу «Полнолуние», и, естественно, хотел сделать интервью с Мариной Неёловой. Однажды, набравшись смелости, позвонил ей, долго убеждал, приводил всякие аргументы. Она внимательно меня выслушала, потом спокойно сказала: «У вас такой голос, что я не могу вам отказать. Но я все равно не соглашусь». Точка. А в 2012-м интервью состоялось, – благодаря Нике, дочке Марины Неёловой.

– Марина, прежде всего хочу поблагодарить Нику за то, что она уговорила вас.

– Я не могу сказать, что я хотела бы сказать ей то же самое. (Улыбается.) Она по-другому смотрит на подобные вещи.

– Вы всегда доверяете дочери?

– Доверяю, и в этом случае хотела сделать ей приятное. Когда-то моя юношеская безответственность помогала мне иногда соглашаться на интервью. Я понимаю, что Ника, как девушка современная, смотрит на это другими глазами. Может быть, у нее есть какая-то безответственность прекрасная, которая у меня тоже была.

– Мне кажется, вы из категории тех, кто вообще не может быть безответственным.

– К сожалению, это так, и мне это безумно мешает. В безответственности есть какая-то легкость. Легкость и даже наивность. А наивность – это тоже прелесть.

– Вы стремились в детстве к лидерству?

– Смотря что вы имеете в виду под словом «лидерство». Быть первой в классе по математике, по химии?

– Ну, например.

– Считала, что если быть, то первой или не быть вообще. Это плохое качество. Потому что если на физкультуре я не могла бежать быстрее всех, значит, не бежала вообще. Это неправильно.

– Хорошо, а если тройка по химии – сразу катастрофа?

– Тройка по математике или химии – счастье, потому что меня это вообще не интересовало, я была счастлива, если меня не оставляли на осень. У меня были другие приоритеты. Я хотела скорее закончить школу, получить аттестат и поступить в театральный институт. Я на уроках сидела и видела себя на сцене: занавес открывается, занавес закрывается, свет зажегся, аплодисменты.

– Откуда у вас мечта о сцене? Это же не наследственное.

– Папа был инженером, мама тогда не работала. В свое время они оба прошли войну, где мама была радистом, – в восемнадцать лет ушла добровольцем. Так что они прожили, в общем, довольно сложную жизнь, никакого отношения к театру не имели. И конечно, всегда думали, что театр – моя девичья блажь. Все девочки хотят быть артистками, все мальчики – летчиками.

– «Как все» – это точно не про вас.

– Вообще-то я хотела быть балериной. Первое же посещение Мариинки произвело на меня такое сильное впечатление, что это было сродни ожогу. Я смотрела балет «Щелкунчик», мне было около пяти лет. Это стало почти наваждением – балет. Но здоровье у меня было хрупкое, я всё время болела, да еще Ленинград с его пронизывающими ветрами. Поэтому с балетом не получилось. А в первом классе я выиграла стихотворный конкурс. Сначала классный, потом школьный, потом районный, потом городской. Читала стихи: «Мы с Тамарой ходим парой, санитары мы с Тамарой». Так я прошла на всесоюзный конкурс. И должна была ехать на Кубу. Но на Кубу я не поехала – мама отвезла меня на Волгу к бабушке. И поэтому моя карьера чтеца закончилась не начавшись. Но автоматически, в результате этой победы «несусветной», меня определили в кружок художественного слова. Там начался второй этап моей карьеры.

– И «карьера» поглотила целиком?

– Это была настоящая страсть. Кружок был по понедельникам, средам и пятницам, и они стали моими любимыми днями недели. Моя жизнь была совершенно сосредоточена на этом. Даже я бы сказала, в этом была какая-то упертость: я точно знала, что мечтаю только о сцене. И не представляла, что могу не поступить в институт. Потому что если та-а-акая любовь, ну как же я не поступлю?! В кружке я была примой, играла первые роли – надо сказать, на массовку я не соглашалась.

– Этот «сигнал» был услышан: вы ведь никогда в жизни не участвовали в массовке.

– Почему? Когда я пришла в «Современник», были и главные роли, и массовки. Например, я бегала в спектакле «Балалайкин и К°». Тогда был период, когда еще не имело значения, какие роли ты играешь. Сейчас это уже исключено.

– Наверное, в театральный вы поступили легко.

– Совсем не легко. Я поступила кандидатом.

– А что значит «кандидатом»?

– Это означало, что если я первый семестр по мастерству не сдам на пятерку, то меня отчисляют. И что у меня не будет индивидуальных занятий с мастером.