Валентина Чудакова - Как я боялась генералов

И пожилой красноярец Андрианов - ворчун - мужик что надо, хотя меня пока еще сторонится. Ничего, Иван Иваныч, подберу и к тебе ключик, дай время... И сержанты мои как на подбор: Непочатов, Лукин, Нафиков. В отличие от солдат халаты их подпоясаны, а барашковые воротники полушубков выпростаны наружу. Для чего же, как не для форса? А если снайпер возьмет на мушку? Вот ты их и не опекай по мелочам! А четвертый сержант - дед Бахвалов - вылитый Морозище с автоматом на шее: хоть сейчас на школьную елку - было бы у ребятишек визготни.

"Смерть страшна тому, кто о ней думает. А ты не думай. Не поминай ее, косую! Не испытывай судьбу. Подумал - пропал: безносая тут как тут и голову косой с плеч..." Вот так наставляет своих подчиненных добровольный агитатор Василий Федотович - сибирская борода.

- Кончай перекур. Встать! Ура, ребята! Даешь Вязьму!..

Мы Прилепы, Никольское взяли,

За Карманово храбро дрались.

Вражьи танки на воздух взлетали,

Вражьи "юнкерсы" падали вниз!

Вперед, Сибирская, несокрушимая,

Грудью вставшая за свой народ!..

Такая была у нас любимая песня. Кто сочинил слова - неизвестно. А пели мы ее на мотив "Гвардейского марша".

Взяли Вязьму и дальше пошли без передышки. Немало деревень и сел освободили за зимнюю кампанию, а в конце марта опять встали в оборону почти под самым Дорогобужем, на реке Осьме.

Весной нас почему-то с запозданием переобмундировали в летнюю форму. И вдруг оказалось, что для меня прислали все женское: и верхнее и исподнее. Юбчонка, к примеру, не шагнуть; гимнастерка - обдергушка. Как в таком воевать или на учебном поле по-пластунски ползать? Когда я, донельзя расстроенная, рассматривала на свет тонкие чулки, не зная, что с ними делать, дед Бахвалов мне посочувствовал:

- Что ж они, мазурики, не понимают, что человеку не на танцульки бегать, а по траншее шастать!

Но заменить ненужные мне вещи на мужское оказалось не так-то просто. Отпросившись у самого комбата, я лично ходила на полковой пункт вещевого довольствия. Там только руками развели: "Богу богово, а женщине женское". Возмутилась ужасно: "Какая я, к чертовой бабушке, женщина, если воюю за мужчину!" Но и это не помогло. Так и парилась весь июнь в зимнем мужском обмундировании: в суконных галифе и шерстяной гимнастерке. Хорошо, что из женской рубашки вышла отличная пара портянок, а то хоть на голые ступни сапоги напяливай. Неизвестно, сколько бы мне еще томиться, если бы вдруг комдив Моисеевский не возмутился моим неавантажным внешним видом: на коленях и на локтях дырки, на галифе сзади заплата бурого цвета. Комдиву я все и объяснила. Буквально через день получила все с иголочки, мужское, разумеется. И даже с доставкой на дом. Так до самой Победы и не снимала штаны-галифе.

И вообще оказалось, что лучше бы на время войны мне так и числиться мужчиной.

В летнем наступлении я опять была ранена, уже под Смоленском, на знаменитой Соловьевской переправе. Там же погибли дед Бахвалов, славные сержанты Нафиков и Вася Непочатов. Многие мои ребята были ранены. Но Смоленск был взят!

Я снова и опять не по своей вине утратила свою часть. Моя Сибирская дивизия, получившая после штурма Смоленска почетное наименование Смоленской, пока я лечилась в полевом госпитале, пополненная, в спешном порядке была переброшена на Южный фронт. Это было большое горе в моем юном командирском возрасте: все, буквально все, опять начинай с начала. Казалось бы, не все равно где воевать? Нет, не все равно, и даже очень не все равно. Недаром раненые после выздоровления в свои части рвутся: в свою полковую семью, под родные знамена, к родному солдатскому костру. А мне в этом не повезло. Так и попала после выписки из госпиталя в новый боевой коллектив, в третью по счету дивизию. И уже на должность командира пулеметной роты.

А генералы? Что генералы? Так и портили мне настроение до конца войны. Моя новая дивизия входила в новую армию, которой командовал уже не мой добрый знакомый генерал Поленов, а другой командарм, меня, разумеется, не знавший. Вот взяли мы, к примеру, Оршу, немалой кровью, большой ценой. И всех командиров линейных рот, в том числе и меня, представили к почетному офицерскому ордену Александра Невского. Все и получили: и живые и посмертно, а как дошло дело до меня, - стоп машина. Новый командарм усомнился, кто я - женщина или мужчина, и наложил на наградном листе резолюцию: "Уточнить!". А пока уточняли, я была ранена в третий раз. Так и не получила. И вообще ехиднейшие резолюции учиняли товарищи генералы на моих наградных и аттестационных бумагах: "Доктор списки перепутал!..", "Кто это: он, она или оно?". И еще похлеще. Раза четыре меня представляли к очередному воинскому званию капитана, и все безуспешно. Конечно, мы воевали не за ордена и не за звания, но все равно иной раз брала обида. Вот потому я и не забыла, как генералы обижали меня на войне, и через много лет написала эту маленькую автобиографическую повесть.