Лорн Тепперман - Эффект Достоевского. Детство и игровая зависимость

Чтобы соответствовать новоприобретенному социальному статусу, Михаил Достоевский часто тратил больше, чем мог себе позволить. Но у него имелись свои достоинства. В первом томе своего пятитомного издания («Достоевский: семена бунта, 1821–1849») Джозеф Фрэнк отмечает, что это был серьезный, трудолюбивый человек, ответственно подходивший к своей роли отца и мужа. Однако при этом он был суров – даже жесток – и раздражителен. Михаил Достоевский страдал от некоего расстройства (возможно, это была легкая форма эпилепсии), которое выражалось в частых приступах депрессии и нервного напряжения.

Он быстро приходил в ярость, был мрачен и подозрителен. Иногда он даже обвинял свою преданную жену Марию Федоровну Достоевскую (в девичестве Нечаеву) в неверности [Frank 1979: 19; Lantz 2004: 106–107].

Нервное расстройство доктора отрицательно сказалось на его отношениях с детьми. В доме царила напряженная атмосфера. Именно он, по словам Мочульского, стал прототипом ненавистного отца в романе «Братья Карамазовы». С другой стороны, Ланц в личной беседе предположил, что это не так. Федор Карамазов обладает многими недостатками, которых у отца Достоевского не было. В то же время у Карамазова имелось чувство юмора, пусть и извращенное, а отец Достоевского был его полностью лишен. И хотя отношения между отцом и сыном никогда не были близкими и теплыми, очевидно, что Достоевский понимал, на какие жертвы его отец пошел ради детей – жертвы, на которые Федор Карамазов никогда бы не согласился.

И все же в произведениях Достоевского можно проследить элементы его реальных отношений с отцом. Так, Фрейд полагал, что Достоевский «убил» отца-тирана в «Братьях Карамазовых», чтобы сублимировать враждебные (или в лучшем случае крайне амбивалентные) чувства по отношению к собственному отцу. Критик Анна Берман отмечает, что в книгах Достоевского часто возникают персонажи – плохие отцы [Berman 2009: 263].

Кейт Холланд полагает, что это прямая отсылка к роману Тургенева «Отцы и дети» и к тем дискуссиям, которые разгорелись вокруг него в 1860-е годы (2012, личная беседа). Таким образом, возможно, что Достоевский вслед за Тургеневым говорит о конфликте поколений – о символических отцах и детях, а не о собственных отношениях с отцом. Берман отмечает, что «для Достоевского крушение семьи – это признак общего социального вырождения» [Berman 2009: 263]. Она цитирует Уильяма Лезербарроу: «Отношения в семье Карамазовых нагружены символизмом, задача которого – показать разрыв в передаче ценностей и взаимную ответственность поколений».

Биограф Мочульский пишет: «Столкновения с отцом, страх перед ним и скрытое недоброжелательство рано развили в ребенке замкнутость и неискренность» [Мочульский 1980:10]. Это отношение разделяли все братья и сестры Федора, потому что отец вел себя как восточный тиран. Его вспышки ярости заставляли детей каменеть от страха, отмечает Мочульский. Когда он присутствовал на уроках, они стояли «как истуканчики». Когда же доктор после завтрака уходил подремать, им полагалось отгонять от него мух.

Чтобы умиротворить его раздражительный и требовательный характер, Достоевский выбирает для своих писем из школы тон «слащавой восторженности», который некоторые считают знаком искренней нежности. Мочульский комментирует: «Чтобы растрогать крутого старика, юноша искусно играет на его слабых струнах» [Мочульский 1980:10]. Так, например, в одном из писем Достоевский униженно умоляет отца выслать ему денег на книги и сундук, чтобы было в чем хранить свои жалкие школьные пожитки. Даже учитывая специфику той культуры и той эпохи, это письмо выглядит до абсурдного самоуничижительным. Достоевский был эмоциональным подростком с развитым воображением; эти качества ясно проявляются в его письмах брату Михаилу, написанных в то же самое время. Должно быть, ему было нелегко изображать перед отцом подобную покорность. Но мы никогда не сможем понять, как же на самом деле относились друг к другу Достоевский и его отец. Однозначно по письмам не складывается впечатления настоящей близости, как с братом или позднее с женой Анной.

Как бы то ни было, Достоевский тяжело пережил известие о смерти отца. Изначально утверждалось, что он был убит (точнее, задушен) местными крестьянами. Вероятнее всего, крестьяне не имели к его смерти никакого отношения, но все же так его ненавидели, что, по мнению комментаторов того времени, в теорию об убийстве поверить было несложно. Однако у Мочульского мы читаем: «В переписке Достоевского мы не найдем ни одного упоминания о трагической смерти отца. В этом упорном молчании в течение всей жизни есть что-то страшное» [Мочульский 1980: 11]. Пытаясь найти объяснение, Мочульский утверждает, что Достоевский был глубоко травмирован ужасающей гибелью отца. Самое меньшее, он чувствовал вину за то, что недостаточно его любил и время от времени позволял себе жаловаться.

Как же Достоевский относился к отцу? Увы, у нас нет данных, позволяющих однозначно ответить на этот вопрос. У Мочульского мы читаем: «…дочь писателя, Любовь Федоровна, пишет в своих воспоминаниях: “Мне всегда казалось, что Достоевский, создавая тип старика Карамазова, думал о своем отце”» [Мочульский 1967: 12]. С другой стороны, учитывая нежелание Достоевского говорить о личном и о чувствах к отцу, мы не можем полностью доверять свидетельству его дочери. Не будем забывать, что он умер, когда ей было всего 12 лет, так что вряд ли он когда-либо делился с ней переживаниями на этот счет.

Скорее всего, Достоевский и его братья и сестры понимали, что в суровости отца скрывалась забота об их благополучии. Он действительно часто выходил из себя и сурово отчитывал их за неподобающее поведение или ошибки на уроках, однако делал это ради их же блага. Кроме того, он постоянно напоминал им, что не сможет вечно их содержать. Поэтому настойчиво – возможно, слишком настойчиво – подталкивал детей к выбору хорошо оплачиваемых профессий, вне зависимости от того, нравились они им или нет. Пользуясь современными терминами, можно сказать, что отец Достоевского выбрал «тигриный» способ воспитания: заставлял детей добиваться большего и наказывал, если они не оправдывали его ожиданий.

Итак, в детстве Федор Достоевский наверняка понимал, что отец, каким бы резким и строгим он ни был, прежде всего заботился об интересах детей (как он представлял себе эти интересы). И все же, возможно, ему не хватало теплоты и любви. При этом в семейной атмосфере ему мерещились лицемерие и хаотичность. Мочульский пишет, что под гнетом строгих правил, царивших у них дома, у юного Федора выработалось чувство одиночества, неуверенность в себе и чутье на лицемерие [Мочульский 1967: 12]. В итоге он видел детство как опасное время, полное неустроенности, – и виной тому зачастую оказываются отцы. Эти наблюдения отражены в тексте его автобиографического романа «Подросток».