Татьяна Петухова - Калейдоскоп детства. Премия им. Ф. М. Достоевского

НП «Литературная Республика»

Благодарности:

ЛИТЕРАТУРНАЯ РЕСПУБЛИКА

Директор издательства: Бояринова О.В.

Руководитель проекта: Крючкова А.А.

Редактор: Петрушин В.П.

Вёрстка: Измайлова Т.И.

Обложка: Дондупова С.Ж.

Книга издаётся в авторской редакции

Возрастной ценз 16+

Печать осуществляется по требованию

Шрифт Old Fashioned

ISBN 978-5-7949-0786-5

Издательство

Московской городской организации

Союза писателей России

121069

Россия, Москва

ул. Б. Никитская, дом 50А/5

2-ой этаж, каб. 4

В данной серии издаются книги номинантов

(участников) конкурса им. Ф.М. Достоевского,

проводимого Московской городской организацией

Союза писателей России

Электронная почта: litress@mail.ru

Тел.: + 7 (495) 691-94-51

© Татьяна Петухова, 2022

ISBN 978-5-7949-0786-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В детстве у меня была игрушка с трудно произносимым для ребенка названием «калейдоскоп». Я помню ощущение неизбывного восторга, когда брала в руки волшебную трубу, подносила к лицу, один глаз прищуривала, а вторым наблюдала настоящее чудо: разноцветные стеклышки складывались в необыкновенные узоры, яркие, похожие то на рисунок ковра-самолета, на котором в сказках летали волшебные герои, то на солнечную поляну, то на расцвеченный небывалыми цветами летний луг. Наблюдать эти превращения было так здорово, что дух захватывало! Но все время мучил детский каверзный вопрос: «А что там внутри? Как получается это великолепие?» Пробраться внутрь чудесной игрушки не было никакой возможности, а разбить ее ради удовлетворения простого любопытства не поднималась рука.

Так и жил калейдоскоп среди моих любимых кукол, зайчиков и мишек, пока по неосторожности ли, по какой ли другой причине не разбился сам. Горю моему не было предела: во-первых, теперь волшебные ковры-самолеты и сказочные луга превратились просто в горку разноцветных стеклышек, а во-вторых, осколки эти были так малы, что совершенно ни на что не годились, из них даже нельзя было сделать секретики и закопать под них фантик от какой-нибудь невиданной конфеты, привезенной знакомыми или родственниками из поездки в Москву. Утешали лишь несколько прямоугольных зеркальных полосок, чудесным образом уцелевших от утраченного чуда. В них потом долго смотрелись мои куклы, когда я принаряжала их в разноцветные лоскутки, оставшиеся от сшитых мне платьев.

Вот на такой волшебный калейдоскоп и похожи мои воспоминания о детстве. Это, скорее, не воспоминания-мысли, а воспоминания-ощущения цвета, эмоций, запахов. Это мои разноцветные стеклышки, которыми я очень дорожу. Вынимаю одно за другим, прищуриваюсь и… Вот оно, далекое и близкое Детство. Удастся ли мне снова посмотреть в мой заветный калейдоскоп?

С какого возраста помнит себя маленький человек? Я – лет с трех. Смотрю на желто-зеленый мир, наполненный солнечным светом. Эта насыщенная золотая желтизна, переливаясь, заливает все вокруг, течет по лесной поляне волной душистых медовых одуванчиков. Мама плетет из маленьких солнышек венок и надевает его на меня: «Красавица!» Папа смеется. Он большой и сильный. Поднимает меня высоко. Сейчас полечу! Я выше папы! Выше всех! Хватаю ладошками теплый, пахнущий небом, травой, одуванчиками, молодой листвой воздух. Заливаюсь смехом. Папа улыбается. Прядь его черных, еще не поседевших волос падает на лоб, резким движением головы он откидывает ее – руки заняты мною: «Ура! Ты летишь, Танюшка!» И тут же неожиданно для меня опускает руки вниз.

– Вж-ж-ж! Приземляемся!

Аэродром – пенек. Он прохладный и мягкий от мха, сидеть на нем и удобно, и страшно одновременно. Пенек в тени, или солнце куда-то скрылось? Становится жутко и одиноко. Как мгновенны в детстве переходы от одной эмоции к другой! Собираюсь заплакать. Папа присаживается рядом на корточки. Черная прядка опять упала на лоб.

– Страшно? А вот тебе подруга, – протягивает мне большую красивую куклу.

Как выглядела эта мечта любой девочки, я не помню. Запомнилось только ощущение радости, даже дух захватило, а потом такое же сильное ощущение горя от первой в моей жизни потери. То ли кукла была забыта у пенька-аэродрома, то ли так и осталась сидеть где-нибудь в одуванчиковой поляне, но домой мы вернулись без нее. Я так горько плакала, что папа даже бегал в лес, но ее, красавицы с шелковистыми волосами, до сих пор чувствую их гладкость подушечками пальцев, так и не нашел.

Воспоминания сливаются, как акварельные краски в стакане с водой, одно наплывает на другое, слышатся звуки, переживаются давно забытые чувства, но так остро, как будто это было вчера, а картинки не видно. Наверное, стоит поднапрячься, прищурить глаза, сосредоточиться, внимательнее вглядеться в маленькое окошечко, за которым волшебный, манящий калейдоскопный мир и…

Фиолетовый вечер. Сумерки. Воздух похож на воду, подбеленную молоком. Холодно. Я, закутанная в бабушкин колючий вязаный платок, иду по улице, держась за мамину руку. Мы идем в баню. У бабушки – квартира с удобствами, в ней есть титан, который очень уютно гудит, нагревая воздух в ванной, дедушка кормит его поленьями, принесенными из сарая, есть сама ванна, есть даже душ, которого почему-то я боюсь так, что визжу, переходя на безутешный плач, когда меня пытаются под ним ополоснуть. Не эта ли причина наших, теперь уже ставших традиционными, походов в баню? Или дело в извечном, глубоко заложенном в русском человеке стремлении к чистоте телесной? Чистоте до хруста, до сморщенных подушечек пальцев после парилки, до долго еще остающегося в одежде запаха веников, мыла? Ведь недаром в каждом захудалом деревенском дворе есть своя банька! Истопить ее, пойти в нее, когда пар настоится, похлестаться заготовленными загодя вениками, испить после баньки маленькими глоточками холодного кваску, такого, что зубы ломит, – это целая история и ритуал. У моей деревенской бабушки тоже есть баня, но об этом потом. Я стараюсь не расплескать воспоминания, перекатываю их в памяти, как будто гоняю во рту от щеки к щеке, прежде чем проглотить, обжигающе холодный бабушки Дунин квас. Сейчас мы с мамой шагаем в самую лучшую городскую баню №1.

Чтобы шаль не натерла подбородок и полузакрытый нос, мне подложили жесткий накрахмаленный носовой платок. Он пахнет морозом и так здорово шуршит, что, несмотря на неприятно саднящий нос, мне становится весело.

– Хи-хи-хи, – тихонько хихикаю я, – мама, а почему все говорят друг другу после бани: «С легким паром!»? Пар, он легкий, да? А почему он с нами не улетает? Он там, в бане, остается, да?