Борис Ельцин - Записки президента

Однако маршал Язов уже принял решение — техника начала понемногу уходить из Москвы.

Открылась сессия Верховного Совета России.

Хроника событий

21 августа 1991 года

В 14.15 принадлежащий Президенту СССР самолёт, на борту которого были Крючков, Язов, Бакланов, Тизяков, взял курс на Форос. На другом самолёте вылетели Лукьянов и Ивашко.

16.52. Из «Внуково-2» вылетел в Форос Ту-134. На борту Силаев, Бакатин, Руцкой, Примаков и 10 народных депутатов РСФСР.

19.25. Самолёт с путчистами приземлился на аэродроме «Бельбек».

Горбачёв отказался разговаривать с путчистами, ограничившись строгой моральной сентенцией. Им не о чем говорить. Перед бывшим генеральным секретарём стояла команда самоубийц — таких разных, таких непохожих и все-таки одинаковых в одном: все они стали уже бывшими. ГКЧП стал последней страницей их политической биографии.

Увидев вооружённого Руцкого с автоматчиками, Раиса Максимовна испуганно спросила: «Вы что, нас арестовывать прилетели?» «Почему? — удивился Руцкой. — Освобождать!» Она разрыдалась.

Эпилог

Поздно ночью во «Внуково-2» с трапа самолёта спустился Горбачёв, как кто-то написал, с «перевёрнутым» лицом, сошли с борта самолёта его родные. Я смотрел эти кадры по телевизору и думал: хотя Горбачёв был и остаётся моим политическим оппонентом, замечательно, когда у такой страшной истории такой хороший конец.

Но впереди был тяжелейший день манифестаций и похорон — невероятная толпа людей, протянувшаяся от Белого дома до Ваганькова, тяжёлая, давящая атмосфера и невыносимое чувство стыда за всех нас. Горбачёв не выдержал, ушёл, а я остался с почерневшими от горя матерями, я не мог уйти.

Кто знал, что эти похороны будут не последними…

Много раз меня упрекали в том, что на сессии Верховного Совета, открывшейся сразу после путча, я демонстративно подписал указ о приостановлении деятельности компартии. Да, демонстративно. Но не назло. Никто не мог спорить с тем, что главное событие, произошедшее в эти три дня — полное и окончательное падение коммунистической власти в нашей стране. Осталась партия, осталась идея — но как государственная, воинствующая идеология коммунизм ушёл в прошлое.

Просто удивительно, как события тех трех дней совпадают с деталями «обороны» Белого дома — в октябре девяносто третьего года. Это как бы зеркальное их отображение.

Не хочется смотреть в это «зеркало». Но надо.

И женщины в Белом доме во время октябрьского мятежа тоже были, не уходили. И вся эта самодеятельная «защита»: баррикады из мебели, круглосуточные посты, гражданские люди с автоматами, попытки склонить на свою сторону армию, планы использования подземных коммуникаций.

Руцкой отчаянно пытался связаться с посольствами, чтобы мировое сообщество взяло его под свою защиту. Я же в американское посольство ехать отказался, хотя мне такую защиту предоставляли, а лидеры западных стран связывались со мною сами.

Но если смотреть шире, без предвзятости, то это упование на помощь со стороны — тоже общее и для той и для другой ситуации.

Мы в октябре 93-го всеми силами пытались избежать силового столкновения. Для этого пошли на шаг, как я теперь понимаю, смертельно опасный — разоружили всю милицию, силы внутренних войск, задействованные в операции. Против толпы, вооружённой камнями, железными трубами и бутылками с зажигательной смесью, стояли люди, которых прикрывали лишь пластиковые щиты.

И результат этой перестраховки не замедлил сказаться: когда появились трупы и полилась кровь, московская милиция покинула свои посты. Бессмысленно терять безоружных офицеров и солдат она не хотела. Так без охраны оказались важнейшие правительственные объекты. Пусть ненадолго. Но без охраны…

Нет, «зеркало» все-таки врёт: в августе 91-го Москва была переполнена войсками, улицы забиты танками, бронетехникой.

В октябре не было войск. Не было до четырех часов ночи четвёртого октября. Помня горькие уроки августа, когда армию выставили пугалом огородным, военные очень боялись оказаться в той же ситуации — а вдруг и впрямь люди поднялись против антинародного режима, как писали в своих революционных воззваниях Руцкой с Хасбулатовым? (А в том, что эти воззвания очень быстро попали в казармы, можно было не сомневаться.) Вдруг это и впрямь народная революция?

В октябре пытались не стрелять до самого последнего момента. В августе — стрелять принуждали, но тщетно.

Комплекс августа 91-го года владел всеми нами, участниками этих событий и с той и с другой стороны. Подсознательно в нас сидел опыт тех страшных часов и дней, опыт зависания над пропастью, когда ситуация может измениться каждую минуту, когда сила обстоятельств возносит политиков до небес и опускает на самое дно.

В октябре люди в Белом доме всеми силами пытались воспроизвести тот, двухлетней давности сценарий, были уверены в его повторном успехе. И раскручивали мятеж без всякой оглядки на здравый смысл.

Люди в Кремле, и я в том числе. боялись оказаться в роли гэкачепистов. Отсюда та страшная неловкость, нерешительность в наших действиях, которая и привела почти к самому краю пропасти… И стоила большой крови.

В России, как мне кажется, существует очень своеобразный комплекс власти.

Власть всегда воспринималась как образ какой-то невероятной, тотальной силы, настолько устрашающей и несокрушимой, что даже сама мысль о попытках переворота, путча, мятежа казалась достаточно абсурдной.

Власть может рухнуть только сама собой. Как это произошло в 1917 году, в октябре.

Как это произошло в 1991 году. И как чуть не произошло в октябре 1993-го — благодаря все тому же неумению эту власть не только укрепить, но и охранять её, как сердце государственной безопасности, как ключ пульта управления страной.

Власть — с её конкретными коридорами, кабинетами, этажами.

Мятежники заняли Белый дом. Взяли мэрию. Захватили два этажа телецентра «Останкино». Захватили крупнейшее информационное агентство страны — ИТАР-ТАСС. Захватили таможенный комитет (откуда поступила команда блокировать все аэропорты, железнодорожные вокзалы и не выпускать из Москвы членов правительства, демократических журналистов и общественных деятелей). Захватили Дом звукозаписи и радиовещания на улице Качалова. Пытались захватить штаб Объединённых Вооружённых Сил СНГ.

Захват зданий шёл по подробному, разработанному плану.

Да, пожалуй, это действительно «зеркало». И отражение в нем — зеркальное. Все вроде бы точно такое же — и все прямо противоположное. Ведь зеркальное отражение — обратное.

Наше пассивное, практически безоружное сопротивление чрезвычайному положению в августе закончилось выводом войск.