Борис Ельцин - Записки президента

«Оборона» Белого дома в сентябре — октябре, когда сотням людей выдавали оружие, когда счёт стволам шёл на тысячи, когда проламывали черепа милиционерам, когда стреляли из гранатомёта при штурме «Останкина», когда народ целенаправленно вели на штурм, когда шёл захват государственных объектов, — закончилась поражением мятежа.

Абсолютно мирные люди, многотысячной толпой охранявшие Белый дом, спасли страну от кровопролития огромного, спасли от возвращения тоталитаризма. Это август.

Оголтелые, распалённые ненавистью демонстранты, бросившиеся на безоружную милицию, спровоцировали страшное побоище. Это октябрь.

Армия, которую сразу — и в громадном количестве — ввели в Москву, отказалась идти на штурм Белого дома, потому что видела, как встают перед танками тысячи людей. Не выполнила приказ. Август.

Армия, которую долго, очень долго, до самого последнего момента не вводили в Москву, все-таки дождалась приказа, открыла огонь по мятежникам, потому что ощущала полную поддержку тех же москвичей, которые призвали солдат к решительности. И солдаты понимали, каково значение, каков смысл отданного им приказа. Октябрь.

Спецподразделение КГБ «Альфа» отказалось идти на штурм Белого дома. Август.

Оно же, преодолев все тот же «комплекс Белого дома», висевший над всеми нами, потеряв одного бойца, который был убит выстрелом в спину, выполнило свою боевую задачу, заняло Белый дом. Октябрь.

Как в абсурдном фильме — ту же плёнку прокрутили ещё раз, только в обратном направлении. Зачем?

Что ж, это было ещё одно испытание воли, испытание нашей новой государственной власти.

Его можно было бы избежать — если бы политики вели себя умнее. Если бы не пытались сыграть уже однажды сыгранную роль.

Ну а простые люди, москвичи, вышедшие и в августовскую, и в октябрьскую ночь защищать демократию, и журналисты, и врачи, и молоденькие солдаты — все они проявили себя твёрдо.

Они точно знали — ради чего и чем они рискуют.

Я вспоминаю ещё один довольно мрачный эпизод августовского путча. Как я звонил Янаеву.

Я сказал ему, что их заявление о здоровье Горбачёва — ложь. Потребовал медицинского заключения или заявления президента. «Будет заключение», — хрипло ответил он.

Мне стало страшно.

Только потом я понял: на такой жестокий цинизм они не способны. Не хватит решимости. Это ведь все же обычные, заурядные советские люди, хоть и большие начальники. Нет, не нашлось среди них «гения злодейства»: ведь главный «взрыватель» путча находился все-таки в Форосе. Очень многое зависело от поведения Горбачёва и от реакции путчистов на поведение Горбачёва. Сломай они его, прибегни к насилию — и цепная реакция докатилась бы до Москвы. А оттуда — по всему Союзу.

Понимать ценность человеческой жизни, испытывать страх перед преступлением — это уже немало. Циничные заговорщики августа 1991 года не смогли переступить этот барьер.

Я думаю, что-то произошло и с народом за эти семьдесят лет после Великой Октябрьской революции, как её всегда величали.

Не может взорваться эта мина. Потому что мы, русские, россияне, стали нормальнее, культурнее, если хотите — добрее. А может быть, просвещеннее.

Убивать другого за то, что он богаче? Расстреливать целую семью, потому что она «чужой крови»? Воевать, умирать, стрелять друг в друга — за Ельцина, Хасбулатова, конституцию или коммунизм? Нет, не верю я в это.

Итоги

…Вот уже который год тянется суд над членами ГКЧП. Утомительный, скандальный и неясный процесс — судебная машина никак не может прожевать это огромное дело, которое сначала затягивалось по политическим мотивам (надеялись, что власть президента Ельцина рухнет), потом по процессуальным, потом по медицинским — стали болеть гэкачеписты.

Теперь они все на свободе, пишут стихи, участвуют в демонстрациях, некоторые из них выбраны в Государственную Думу. Вот так.

Их место в тюрьме заняли другие люди, подтверждая тем самым, что власть демократии, увы, нестабильна.

Борясь за демократию, за свободу — люди в том августе боролись, между прочим, за родину. Это было для них важнее, чем собственная жизнь. Святое желание простых людей умереть за что-то высокое — оказалось моральным уроком, наследством, которое нам оставила, как ни странно, советская власть, с её воспитанием, её укладом жизни.

Сегодня я часто над этим думаю. Ушёл в прошлое тоталитаризм. Но не ушли ли в прошлое и эти моральные запреты, без которых нет нравственности, и эти идеалы, без которых нет гражданского общества?

Началась другая эпоха. Эпоха смутная и неясная, заставляющая ломать голову и искать выход в тупиковых, патовых ситуациях. Эпоха, которая не раз ещё заставит вспомнить о том прозрачном времени чётких задач и ясных идей, которое кончилось 21 августа 1991 года.

Ещё раз включаю диктофонную запись.

Таня. …Был один момент страшный, когда нам передали, что в Белом доме произошёл взрыв. У мамы подогнулись колени, и она села. Я говорю: «Не может быть!» Побежала звонить, и Лев Евгеньевич мне сказал: «Нет, Таня, у нас все нормально, мы работаем. Это дезинформация».

Лёша. Мы слушали «Эхо Москвы», услышали стрельбу на Калининском, и тут же диктор сообщил, что там горит танк, было столкновение…

Лена. Я после этого, наверное, в течение месяца, как едут грузовые машины, так кидалась смотреть — не танки ли? Понимаю, что быть этого не может, а все равно дёргаюсь.

А 21 августа был мой день рождения. Вечером решили мы все-таки как-то его отметить, но пришли только женщины. Мужья у всех были там, в Белом доме. И папы не было, ведь опасность ещё не исчезла совсем. И в ночь с 21-го на 22-е у Белого дома люди по-прежнему дежурили. И все это время, пока мы были дома, ребята из охраны дежурили на лестничной клетке. И они подарили мне на день рождения патрон.

И папа опять позвонил в 5 утра. Поздравил меня с днём рождения. И говорит: «Извини, в этот раз не подарил тебе никакого подарка». А я ему говорю: «Папа, ты же сделал мне самый лучший подарок. Ты защитил демократию!»

…И эта книжная фраза, честное слово, не показалась мне слишком выспренной.

Россия. День за днём. 1991 год

Сентябрь

В интервью американской телекомпании Си-эн-эн и советскому телевидению 1 сентября Горбачёв заявил, что Союз должен быть сохранён.

ВС Узбекистана и Кыргызстана провозгласили государственную независимость этих республик.

С заявлением Президента СССР и высших руководителей союзных республик на внеочередном съезде народных депутатов выступил Н.Назарбаев. В заявлении сказано, что на переходный период до принятия новой конституции и проведения на её основе выборов новых органов власти руководители республик согласились с необходимостью — подписать всеми желающими республиками Договор о Союзе суверенных государств, в котором каждая из республик сможет самостоятельно определить формы своего участия в Союзе, обратиться ко всем республикам с просьбой безотлагательно подписать договор об экономическом сотрудничестве и т.д. Авторы обращения таким образом отказались от идеи федерации. Предложен союз по типу конфедерации.