Борис Ельцин - Записки президента

На заседании правительственных делегаций СНГ в Москве возросли трения по финансово-экономическим вопросам между Украиной и Россией.

25 декабря Горбачёв подписал Указ о сложении с себя полномочий Верховного главнокомандующего Советских Вооружённых Сил и передал право на применение ядерного оружия Президенту России Ельцину.

30 декабря состоялась встреча глав государств Содружества. На ней необходимо было закрепить юридически достигнутые ранее договорённости. Как стало известно поздно вечером, все документы, представленные на рассмотрение подписаны.

Беловежская пуща

Был отличный зимний вечер. Стоял лёгкий морозец. Тихий снежок. Настоящий звонкий декабрь.

В резиденции Председателя Верховного Совета Республики Беларусь мы собрались втроём: Шушкевич, Кравчук и я.

Собрались, чтобы решить судьбу Союза.

Напомню, что произошло в стране к тому времени.

После августовского путча все республики мгновенно отреагировали заявлениями о независимости. Срочно назначались президентские выборы, готовились декларации, делались заявления в печати, особенно со стороны Грузии и Молдовы, что уж теперь-то они точно никакой договор подписывать не будут.

Все союзные органы замерли в оцепенении. Было ясно, что реальная власть — у республик. Прежде всего у России. Ни Совмин, ни Госплан, ни другие прежде всесильные структуры уже ничего не решали по-настоящему, их функции ограничивались регистрацией существующего положения.

Экономика все-таки идёт вслед за политикой. А в политическом смысле принцип руководства центра так сильно скомпрометировал себя, что республикам ничего не оставалось другого, как выбирать путь самостоятельного развития.

Вместо постепенного и мягкого перехода от унитарного Союза к более мягкой, свободной конфедерации мы получили полный вакуум политического центра.

Центр в лице Горбачёва был полностью деморализован. Он потерял кредит доверия у возрождающихся национальных государств.

Что-то надо было делать.

С августа до момента отставки Горбачёва у нас с ним состоялось примерно восемь — десять встреч. Не знаю, понимал ли он сам, насколько изменился к тому времени характер наших отношений. Я сказал ему: «У нас уже есть горький опыт, август нас многому научил, поэтому, прошу вас, теперь любые кадровые изменения — только по согласованию со мной».

Горбачёв внимательно посмотрел на меня. Это был взгляд зажатого в угол человека. Но другого выхода у меня не было. От жёсткой последовательности моей позиции зависело все.

И время показало, что я не ошибся.

Первые кадровые назначения Горбачёв сделал самостоятельно: Моисеева назначил министром обороны, Шебаршина — председателем КГБ, Бессмертных оставил министром иностранных дел. Мне было хорошо известно, что все эти люди явно или тайно были участниками путча.

Я позвонил Горбачёву ночью, когда информационные агентства сообщили об этих назначениях, и сказал: «Михаил Сергеевич, что вы делаете? Моисеев — один из организаторов путча. Шебаршин — ближайший человек Крючкова». Он стал говорить: «Да, возможно, я не сориентировался, но сейчас уже поздно, во всех газетах опубликован указ, его зачитали по телевидению». В конце этого телефонного разговора я сказал: «Утром буду у вас».

Аргумент Горбачёва меня поразил: мол, неудобно. Неужели внешние приличия важнее реальной угрозы безопасности страны?

Утром я приехал к нему. Первое, что я потребовал — сразу же отправить в отставку Моисеева. Горбачёв сопротивлялся, но в конце концов был вынужден согласиться, что совершил ошибку. Сказал: «Я подумаю, как это исправить». «Нет, — говорю, — я не уйду, пока вы при мне этого не сделаете. Приглашайте Моисеева прямо сюда и отправляйте его в отставку».

Как раз в этот день Моисеев дал команду своим сотрудникам уничтожить документы, особенно шифровки, подписанные им самим, которые касались путча.

К счастью, один из офицеров, старший лейтенант, которому было дано непосредственное задание уничтожить шифровки, вышел на нашу службу безопасности и сообщил об этом. Мне передали записку с фамилией и номером телефона этого старшего лейтенанта. Я даю эту записку Горбачёву и говорю: «Позвоните по этому телефону и просто спросите, чем он занимается в настоящий момент». Горбачёв в присутствии Моисеева звонит, там отвечают: старший лейтенант такой-то слушает. Горбачёв представился и спросил: «Какое указание вы получили сегодня?» — «Я получил указание от Моисеева уничтожить все шифровки, касающиеся августовского путча». Горбачёв повернулся к Моисееву: «Вам ещё что-то неясно?»

Мы договорились, что назначение нового министра обороны будет согласовано с Советом глав республик. В этот день через пару часов как раз должно было начаться его заседание. Я предложил кандидатуру Шапошникова, главнокомандующего ВВС. Было известно, что он мужественно повёл себя во время путча. Сколько ни давили на него Язов и его окружение, он не поддался на провокации и сделал все, чтобы военная авиация не принимала участия в перевороте. С его назначением проблем не возникло.

Не менее важно было найти достойного человека на роль руководителя КГБ, тем более, перед ним стояла задача разрушить эту страшную систему подавления, которая сохранялась ещё со сталинских времён. Человек, вступающий в эту должность, обязан был иметь опыт руководства властными структурами. Бакатин, который до Пуго возглавлял Министерство внутренних дел, как мне казалось, мог справиться с этой работой. Это было достаточно неожиданно, но Горбачёв согласился.

Дошли до Министерства иностранных дел. Я сказал, что Бессмертных выполнял поручения ГКЧП, во все посольства ушли шифровки в поддержку ГКЧП, и всю внешнеполитическую службу он ориентировал на то, чтобы помогать путчистам. Козырева тогда сложно было назначать на пост министра иностранных дел Союза, он был к этому не готов. Остановились на фигуре Бориса Панкина, посла в Швеции. Он был одним из немногих послов, кто в первый же день переворота дал однозначную оценку путчу.

В одиннадцать часов начался Совет глав республик, там все эти предложения прошли.

Каждая такая победа давалась невероятным усилием. А сколько их могло быть — одна, две, три?

Мне становилось все более очевидно, что это временные уступки.

Неудавшиеся назначения Горбачёва на три ключевых поста в правительстве — обороны, безопасности и иностранных дел — не несли в себе никакого злого умысла. В двух случаях он назначал первых заместителей, в третьем — просто оставил на посту прежнего опытного исполнителя.

Однако эта история ясно показала: в путче был задействован не только первый, но и второй эшелон руководителей союзных ведомств. Ведь это был не заговор нескольких отчаянных генералов, как позднее, в октябре 93-го, а заговор государственной системы, которая не желала распадаться.