Тереза Райн - Собака жива и я тоже. История без слез о несносном бигле и его неудержимой хозяйке, которые отказались умирать

Когда Крис закончил прибираться и никакой еды не осталось, Шеймус перестал рычать и выть на него. Может, Шеймус решил, что Крис пришел отобрать нашу еду, и успокоился, как только ее не стало?

В конце дня Шеймус уже спокойно спал. Поправочка – спал до тех пор, пока Крис не наступил на него ночью по дороге в ванную.

Аррр! Гав! Гав-гав-гав! Аррра-а-а-у-у-у! Что с собачьего переводится как «Идиот! Ты, перепугал меня до смерти! А хочешь, я тебе ногу откушу?!» – Шеймус запрыгнул на кровать с моей стороны и развернулся к Крису. Он дрожал, но по-прежнему был готов выражать свое недовольство в самых незамысловатых выражениях.

Несмотря на то что Шеймус довольно бодро запрыгнул на кровать, я приподнялась и ощупала его на предмет каких-либо повреждений.

– Что произошло? – я включила свет на прикроватной тумбочке.

Крис стоял голый в коридоре и выглядел еще более растерявшимся и испуганным, чем Шеймус.

– Я его не заметил. У него две лежанки, на первом и втором этажах, а еще диван и кресло, но он спит посреди коридора!

– Ты наступил на него?

– Не наступал! Я пытался обойти его и чуть не споткнулся.

– Он испугался, – я обняла Шеймуса; он чуть подался в мою сторону, но взгляда от Криса не отвел.

– Он ипохондрик!

– Как собака может быть ипохондриком?

– Он притворяется, я не наступал на него!

– Ты и не наступал. Все в порядке, – ответила я, почесывая живот Шеймуса: пес удобно разлегся на кровати, беззастенчиво заняв место Криса. – Иди, куда шел, и возвращайся.

Когда Крис подошел обратно к кровати, Шеймус не обратил на него никакого внимания и не выразил ни малейшего желания освободить ему место.

– Помощь бы не помешала, – заметил Крис. – Ты смеешься надо мной?

– Прости! Это забавно. Он обычно не лежит на кровати, но в этот раз сделал исключение.

– Ага, интересно, с чего это вдруг?

Они оба явно друг другу не понравились. Я убеждала себя, что могло быть и хуже. Что, если я как-то дала Шеймусу понять, что Крис был временным явлением в моей жизни, а Шеймус – постоянным? Неужели мы так быстро с ним сроднились?

У нас установился распорядок дня – прогулки, обнимашки, общий прием пищи (точнее, я делилась своей едой; пища Шеймуса меня не прельщала), но в пятницу вечером обязательно – Крис. Охлажденное вино или шампанское, разожженный камин, негромкая музыка… Шеймус все усложнял – бросался на Криса, таскал нашу еду. Коктейль из креветок, сыр, крекеры, клубника, пицца, фаршированные грибы, кесадильи, эклеры – таков был рацион Шеймуса по пятницам.

Несмотря на то что я больше не оставляла тарелки с едой в комнате без присмотра, Шеймус обучался с невероятной скоростью. Он быстро сообразил, когда мы с Крисом начинали целоваться, тарелки оставались без присмотра. Шеймус бросался к тарелке и сжирал все, что только успевал.

Это происходило так часто, что я начала готовить безвредные для собак закуски. Бигль, поглощающий все без разбора, мог отравиться шоколадом, орехами, виноградом, луком или чесноком.

Со временем готовка по выходным легла на плечи Криса – он либо приезжал с пакетами продуктов, либо ходил в магазин в субботу утром. Мое правило «встречаемся каждые вторые выходные» начало нарушаться: Крис стал навещать меня чаще, и в конце концов Шеймус решил, что появление Криса означает появление еды. Крис постепенно стал Кормильцем. Так Шеймус перестал на него рычать и начал с таким же нетерпением ждать его приезда, как и я. Пес с тревогой бродил по дому в пятницу вечером и время от времени заглядывал мне в глаза: «Ну, где там Кормилец?» Если Крис приходил позже обычного, Шеймус ждал его у ворот во внутренний двор.

Я прекрасно знала, что ждет он вовсе не Криса, но сам Крис был польщен, думая, что завоевал доверие пса. До тех пор пока Шеймус не разуверил его в этом.

Однажды субботним вечером, когда Крис готовил ужин, он обнаружил, что ему не хватает одного ингредиента.

– Детка, ты случайно не брала заварной хлеб?

– Нет, я вообще его не видела.

Мы поискали в шкафах, проверили столешницы, Крис дважды дошел до своей машины, предположив, что случайно оставил там сумку с продуктами.

Хлеба нигде не оказалось. Тогда Крис вернулся в столовую и обошел кухонную стойку по кругу: упаковка от хлеба валялась на полу в окружении немногочисленных крошек, а на стене рядом красовались отчетливые отпечатки собачьих лап.

– Ты не поверишь, – произнес Крис.

– О черт! Опять Шеймус?

– Вот тебе и ужин с заварным хлебом…

– Неужели он сожрал буханку хлеба?! – я огляделась, но собаки поблизости нигде не было. – Шеймус! Шеймус!

Тишина. Я поднялась наверх. На кровати пусто. На кресле в библиотеке Шеймуса тоже не было, хотя он любил сидеть там, когда Крис приходил. Я вернулась к себе в комнату, где в углу находилась его лежанка. На ней он и оказался: Шеймус лежал на боку, при этом живот его был вздутым, как у змеи, которая только что заглотила яйцо целиком.

Я коснулась собачьего живота: он казался натянутым до предела. Что случится, если Шеймус попьет воды? Можно ли ему? Поможет ли вода быстрее переварить буханку хлеба? Я знала наверняка, что он заглотил ее за пару секунд. Может, отвезти его в неотложку?

Крис был более спокоен.

– Он не в агонии, а просто обожрался. И даже не подавился! Надо просто подождать, – рассмеялся он.

– Не смешно!

– Не смешно? Посмотри на него! – Крис указал на Шеймуса; тот слабо приподнял голову.

Да, в целом Шеймус и правда выглядел довольно забавно. Я тоже рассмеялась. Может, он извлечет из этого хоть какой-то урок, помимо того, что заварной хлеб – не самое вкусное лакомство.

Ужинали мы с Крисом без хлеба, а после поднялись наверх в ванную. Проводить время в ванне становилось нашей традицией. Так начинались наши выходные – неторопливое исследование друг друга и осознание того, что между нами, вероятно, существует нечто большее, чем хороший секс и приятное времяпрепровождение. Возможно – только возможно, – между нами и вправду что-то было…

Но Шеймус ненавидел эти моменты.

Он ненавидел все, что было связано с Крисом. Он заглядывал в ванную, подходил, гавкал, уходил. Если у нас была с собой какая-то закуска, то Шеймус вставал на задние лапы, клал передние на бортик ванны и пристально на нас смотрел. Если виляние хвостом не приносило плодов (то есть всю еду, что у нас была), он начинал завывать. Громко, вызывающе. И это совсем не добавляло романтики.

Однако после заварного хлеба Шеймусу явно было нехорошо. Отходя от этого объедания, он дал нам редкую передышку от своих выходок, и мы неспешно отмокали в горячей воде и щекочущих пузырьках, окруженные тишиной, паром и светом свечей.

Тридцать спокойных минут спустя я уловила какой-то шум. Скребущий звук с другой стороны стены. Неужели мыши?