Брюс Голдфарб - Убийство в кукольном доме. Как расследование необъяснимых смертей стало наукой криминалистикой

Айзек Скотт спроектировал особняк на 19 комнат, построенный на возвышении, откуда открывался вид на Уайт-Маунтин. Строительство завершили к лету 1883 года, оно обошлось в 10–15 тысяч долларов. Глесснеры назвали свою летнюю резиденцию Большим домом.

По мнению «Литлтон газетт», Большой дом Глесснеров был «прекраснейшей летней резиденцией в горах» и обладал «прекрасным обзором, лучшим в этих местах».

Скотт был также автором проекта каретного сарая на гранитном фундаменте, который достроили на следующий год, и многих других построек и сооружений для «Рокс», в том числе пасеки для Фрэнсис Макбет и нескольких летних домиков, напоминающих беседки и соединенных пешеходными дорожками [32] Информацию о «Рокс» можно найти в брошюре A Historical Walk Through John and Frances Glessner’s Rocks Estate ; “Heritage and History,” The Rocks Estate, по состоянию на 14 сентября 2018 года, http://www.therocks.mobi/about.html . . Для маленькой Фанни Айзек Скотт создал нечто воистину необычное: личный двухкомнатный домик для игр, с кухней и настоящей дровяной плитой.

В поселках по соседству отчетливо проявлялись классовые различия между местными, жившими тут уже много поколений, и богатыми приезжими, такими как Глесснеры, которые покупали летние дома на возвышенностях ради красивых видов. Получалось, местные проживали «под холмом», а дачники – «на холме». Местные жители не понимали, зачем кому-то строить огромный дом в горах, в медвежьем углу, вдали от городского комфорта. Почувствовав их любопытство, Фрэнсис Глесснер пригласила новых соседей посетить «Рокс» и познакомиться с ее семьей [33] Lee and Lee, Family Reunion, 357–358. . Она подготовила изысканный прием для гостей, заказала большой черный фруктовый торт из ресторана «Дельмонико» в Нью-Йорке и заполнила погреб лучшими французскими винами. И в один прекрасный день повозка, которую тянули четыре лошади, привезла 16 человек из «Твин Маунтин» в гости к Глесснерам. Фрэнсис велела вынести фруктовый торт и подать вино. «Дамы, одна за другой, смотрели на торт и, задрав носы, говорили: „Нет, спасибо“, пока самая храбрая из них не согласилась и на торт, и на вино и не сказала: „Всё же попробуйте кусочек, миссис Дэво, довольно вкусно“», – вспоминала позже Фанни [34] Дневник, 356–357. .

Гости забросали Глесснеров вопросами. Вам тут не одиноко? Вам есть чем питаться? «Мы всегда так радовались, когда они уезжали, и нас так раздражало, когда они являлись», – говорила Фанни.

На какое-то время визиты в «Рокс» стали привычным занятием в округе: все хотели посмотреть, что там поделывают Глесснеры. Повозки, набитые местными жителями и постояльцами отелей, появлялись, к большой досаде семьи, в самое неожиданное время. Дело закончилось скандалом, когда как-то раз полный экипаж туристов подъехал к кухонному окну и заказал кувшин лимонада. Повар, не стесняясь в выражениях, отказал непрошеным гостям. Фанни с большим удовольствием рассказала эту историю родителям, а те распорядились установить пару каменных столбов (чистая формальность, ворота между ними никогда не закрывали) и знак, гласивший: «Просим публику не заходить на эту территорию». «Мы долго спорили о том, как правильно писать: „просим публику“ или „просят публику“», – вспоминала Фанни.

Примерно в то же время Глесснеры задумались о том, чтобы построить в Чикаго собственный дом. Они хотели, чтобы дом спроектировали и возвели специально для них, чтобы он отражал их вкусы и стиль и таким образом вносил свой вклад в архитектурный ренессанс Чикаго после пожара. Изучив соседние районы, Глесснеры приобрели участок на юго-западном углу Прейри-авеню и Восемнадцатой улицы, неподалеку от района Саут-Сайд. Здесь стояли одни из лучших домов в Чикаго. Прейри-авеню была застроена величественными зданиями, обрамленными аккуратно подстриженными лужайками и изящными садами, роскошные лестницы вели к портикам или парадным входам [35] William H. Tyre, Chicago’s Historic Prairie Avenue (Chicago, IL: Arcadia Books, 2008). .

Джон Джейкоб Глесснер хотел, чтобы его дом спроектировал известный архитектор, такой как Генри Гобсон Ричардсон, который был создателем бостонской церкви Троицы, государственного приюта для умалишенных в Буффало и здания городского Совета Олбани [36] Lee and Lee, Family Reunion , 327–330. . Наряду с Луисом Салливаном и Фрэнком Ллойдом Райтом, Ричардсон был одним из ведущих архитекторов своего времени [37] Finn MacLeod, “Spotlight: Henry Hobson Richardson,” ArchDaily , September 29, 2017, https://www.archdaily.com/552221/spotlight-henry-hobson-richardson . . После Гарварда в 1860-е годы он отправился в Париж, чтобы учиться в знаменитой Высшей школе изящных искусств, и стал вторым американцем, посещавшим ее архитектурный факультет.

Ричардсон выработал собственный стиль, как и Айзек Скотт с его узнаваемыми отсылками к средневековой архитектуре. К типичным чертам построек Ричардсона относятся толстые стены, полукруглые каменные арки и купы приземистых колонн. Благодаря этим особенностям его манеру стали называть романским стилем Ричардсона.

Глесснер спросил архитектора:

– Говорят, вы занимаетесь только большими зданиями, учреждениями, а не частными резиденциями?

– Я могу спроектировать что угодно, от храма до курятника, – ответил Ричардсон, – именно так я и зарабатываю на жизнь [38] Дневник, 327. .

Архитектор отправился в резиденцию Глесснеров на Вашингтон-стрит, чтобы прочувствовать атмосферу в семье. Вместе с хозяином они устроились в библиотеке и обсуждали, что нужно и чего хотят Глесснеры от своего фамильного дома. На каминной полке стояла маленькая фотография аббатства Абингдон в английском Оксфордшире.

– Вам это нравится? – спросил Ричардсон, показывая на фото.

– Да, – ответил Глесснер.

– Что ж, дайте мне фото, – сказал Ричардсон, – оно будет ключевой идеей вашего дома.

Позже, по дороге к месту строительства, Ричардсон некоторое время молча сидел в экипаже. Спустя несколько минут он выпалил:

– Хватит ли вам смелости построить дом, в котором не будет окон, выходящих на улицу?

– Да, – без колебаний ответил Глесснер, зная, что сможет разорвать чертежи, если они его не устроят.

Мужчины согласились обсудить проект дома во время ужина у Глесснеров на следующий вечер.

Фрэнсис набросала яркий портрет Ричардсона в своем дневнике: «Самый огромный мужчина, которого я видела». (Беспокоясь о том, как бы уместить свое грузное тело на изящной мебели Глесснеров, Ричардсон настаивал, что во время визита будет сидеть на банкетке.) «Он делает пробор посередине головы, – записала Фрэнсис в дневнике. – Он заикается и брызжет слюной, и очень тяжело дышит, и, если не учитывать его профессию, это не тот, кого бы я назвала интересным мужчиной» [39] Дневник, 15 мая 1885 года. .