Виталий Листраткин - Мастер, который создал тхэквондо

Я долго прожил вдали от дома и очень скучал по своей деревне. Сказать по правде, я боялся предстоящей схватки с Мистером Ха. Но я не только боялся, но и постоянно тренировал навыки в каратэ. Кулаки становились сильнее – это замечали даже мои одноклассники. В то время я снимал квартиру со своим одноклассником Ким Йун Суком в Мусашино, недалеко от школы.

Однажды я решил, что больше не буду выдумывать причины, чтобы отменить поездку в Корею. У меня есть отчий дом, и я туда приеду. И будь что будет! Вместе с Джонг Рьюном мы отправились на родную землю. Семья встретила меня с большой радостью, я навестил всех-всех родственников. И разумеется, ожидал появления того, ради которого так готовился, – Мистера Ха. Шли дни, но тот всё не появлялся. И однажды я встретил на улице своего друга Джонг Рьюна – он-то и рассказал, в чём дело. Оказалось, Мистер Ха наблюдал, как я каждое утро тренируюсь в сосновой роще, разбиваю руками черепицу, бью деревья ногами. Мой враг подумал, что я сошёл с ума в большом городе и что теперь у меня такие припадки.

Мой друг уверил Мистера Ха, что я абсолютно здоров, объяснил, что я занимаюсь таким боевым искусством и достиг в его изучении немалых высот. Джонг Рьюн, зная, что произошло между мной и Мистером Ха, специально преувеличивал, говоря о моих способностях в каратэ: он не хотел, чтобы этот бой состоялся. Силач Мистер Ха сделал выводы из наблюдений и решил отказаться от поединка. Больше я его никогда не видел.

В родной деревне я не был долгих четыре года. Односельчане рады меня видеть, но я чувствовал напряжённость. Объяснилось всё просто – в то время поставки еды жёстко контролировались японским правительством, а моё появление обозначало добавление ещё одного едока, которого надо кормить. Чтобы поставить меня на довольствие, требовалось пройти не один круг бюрократического ада. Руководство деревни долго совещалось и решило не выделять на меня рис.

Это был унизительный удар! И как выяснилось, не последний. Брат отправился на поклон к руководству, просил, чтобы они пересмотрели решение, но увы – они всё-таки отказались выделять на меня рис.

– Что за ужасные люди? – возмущался брат. – У нас не осталось надежды! Я больше ничего не могу сделать!

И тогда я сам отправился решать свой вопрос. В конце концов, зачем я так долго учился, да ещё и за границей, если не могу и слова за себя сказать? Мой брат пытался меня остановить, но я уже не мог сдержать ярость. Сначала говорил вежливо, но начальство не обращало на мои слова никакого внимания. И тогда изо всех сил ударил кулаком по стене – так сильно, что пробил дыру.

– До сегодняшнего дня я уважал ваш возраст и авторитет, – сказал им. – Но вы ущемляете мои права как жителя деревни. Я силой заставлю вас считаться со мной!

Те, кто считал меня бессловесным ребёнком, посмотрели на дыру в стене, и лица их сделались бледными. И ровно через пять минут я был поставлен на довольствие, получил право на свой рис.

С гордостью могу заключить, что мой кулак спас меня от голода!

В то время все корейцы ненавидели японцев. Тот, кто не был против, считался предателем. Японцы платили нам той же монетой, считая нас низшей расой. Поскольку мы лишились собственного правительства, они считали нас неполноценными, воротили носы, считая, что корейцы едят только тухлятину, примитивные и грязные людишки. На пароме Пусан – Симоносеки японские полицейские могли устроить обыск любому корейцу: будили пинками, вытряхивали на палубу вещи, избивали при любом знаке неповиновения. Корейцам сложно было арендовать комнату и даже просто уживаться в одном городе с японцами.

Тайцы, которых тоже хватало на островах, почему-то относились к нам точно так же. В моём классе училась парочка тайских хулиганов. Ко мне не лезли, но допекали моего одноклассника Йун Сака. Он тихий, скромный парень, поэтому они к нему и привязались. Однажды я предупредил этих гадов, что намерен прекратить издевательства. Тайцы восприняли мои слова как вызов.

– Поговорим после уроков! – сказали мне. – И смотри не сбеги!

Я не боялся. В Японии всё свободное время посвящал каратэ, готовясь к предстоящему бою с Мистером Ха. Обычно тренировался на крыше школы. Если бы у электрических столбов была память, они смогли бы многое поведать о моих ударах. В городе сплошь деревянные столбы, и пока шёл из школы, колотил ногами по каждому. Ким просил оставить столбы в покое, но я бил по ним ещё сильнее…

Они подстерегли меня после уроков. Один подходил с левой стороны, другой с правой. Уже было ясно, что меня хотят избить, и я ударил ногой в лицо самому наглому тайцу слева. Он так кувыркнулся в воздухе, что деревянные шлёпанцы отлетели далеко в сторону. Ступнёй придавил его шею к земле и обернулся ко второму тайцу. Увидев силу моего удара, он передумал нападать, быстро-быстро попятился и пропал за углом. Йун Сак был очень доволен!

Вообще, каратэ как вид боевых искусств появилось на острове Окинава. Местный житель по имени Сакугава побывал в Китае, где изучал шаолиньский стиль единоборств. Несколько переработав систему, он представил её на японском острове, назвав «каратэ» – «пустая рука». В 1904 году каратэ включили в список обязательных предметов Педагогического колледжа Окинавы, а затем и в остальных школах острова. А в 1922 году окинавский мастер Гитин Фунакоси продемонстрировал данный вид единоборства на токийской спортивной выставке. Он так вдохновенно подал историю каратэ, так эффектно провёл демонстрацию, что новое боевое искусство незамедлительно пошло в массы.

В школе нам организовали экскурсию в дом Фунакоси. Увы, сам сэнсей отсутствовал, и мы осматривали додзё без него. Поскольку многие из моего класса практиковали каратэ, для нас провели тренировку под руководством мастеров Гитина. Во время тренировки один из японцев захотел порисоваться, показать своё мастерство перед учащимися. И сделал неожиданный удар ногой в живот, надеясь застать меня врасплох. Атака действительно была очень внезапной, но я успел поставить блок рукой – результат моих постоянных тренировок. Это привело к перелому пальца на ноге нападавшего – крохотная, но победа Кореи над Японией…

Мой отец настойчиво предлагал изучать медицину. А я не мог разорваться между медициной и юриспруденцией: то ли подавать документы в Медицинский колледж Университета Ниппон, то ли в Юридический институт Чуо. К слову, оба учебных заведения славились огромным конкурсом.

Однажды я принёс в школу иероглифы, которые написал в свободное время. В них я выражал благодарность школе и учителям. Многие учителя оценили мои способности к каллиграфии. Учитель китайского языка и китайской литературы, который преподавал в Университете Ниппон, и вовсе сказал, что мои иероглифы лучше, чем его.