Павел Айдаров - Моё путешествие в мир научной философии

– Предметоцентризм, – говорила Краснова, – это такая познавательная установка, которая стремится познать объект из его внутренней структуры. Другими словами, учёный пытается понять из чего состоит его объект, и на основании этого стремится объяснить его поведение. Такой учёный говорит про свой объект, что он «состоит из». Теория социальных эстафет отвергает эту установку. Отдельных эстафет не существует, существуют лишь эстафетные структуры. Каждая эстафета всегда включена в какой-либо контекст, она – часть целого. И когда поведение объекта объясняется из того целого, частью которого он является, из «топоса», то эта установка и называется «топоцентризм».

Мне не давало покоя то, что знание, согласно Розову, «состоит из» социальных эстафет, но в то же самое время «состоит из» им характеризуется как «предметоцентризм» и отвергается. Я долго не решался эту тему поднять и прямой вопрос задал лишь несколькими годами позже, уже во время обучения в аспирантуре, когда мы также изучали познавательную дилемму «предметоцентризм – топоцентризм». Когда после лекции мы остались со Светланой Сергеевной один на один для обсуждения моей работы над диссертацией, я спросил:

– Светлана Сергеевна, вот Вы говорите, что теория социальных эстафет опровергает предметоцентризм, отвергает «состоит из».

– Да, совершенно верно, предметоцентризм – это отжившая в науке установка.

– Я зачитаю цитату из работы Розова: «анализ строения знания, его структуры предполагает выявление образующих это знание эстафет и их связей. Ясна и цель этого анализа – объяснить возможности того или иного понимания. Знание, следовательно, состоит из эстафет» 2 2 Розов М. А. Что такое теория социальных эстафет? // На теневой стороне. – Новосибирск: Сибирский хронограф, 2004, с. 171. . Обращаю внимание: «состоит из эстафет». Получается, что теория Розова – это предметоцентризм, и Розов противоречит сам себе.

Краснова задумалась. Тревожное молчание длилось около минуты.

– А ведь это верно, – задумчиво, как бы сдавая позиции, просквозило из её уст.

Идя домой, я ликовал. Я чувствовал себя победителем. Одним ударом теория социальных эстафет была поражена в самое сердце…

Однако в следующий раз Краснова начала свою лекцию со слов:

– Итак, мы уяснили, что предметоцентризм является отжившей познавательной установкой и должен быть заменён топоцентризмом. Ярчайший пример топоцентризма – теория социальных эстафет.

Я не знал, что сказать… Что это? Слепая вера? Религия, которая предпочитает закрывать глаза на всё, что ей противоречит. Но ведь я вроде как нахожусь в недрах науки, где не должно быть слепой веры, где вера давно уступила место знаниям… А может быть, всё и не так. Может быть, наука – это тоже вера?..

Наступил третий год обучения в гуманитарном институте. Нас, студентов, к тому времени уже было не трое, а около пятнадцати. Складывалось впечатление, что ещё год-два, и философия займёт полноценное место среди учебных направлений института…

Обучение шло своим чередом, но только имело свою особую специфику. Будучи всецело увлечённой теорией М. Розова, Краснова совсем не хотела преподавать что-либо другое, особенно классиков. Все оставшиеся по истории философии предметы она доверила вести своим бывшим аспирантам, работавшим преподавателями в разных вузах. А по другим дисциплинам, которые преподавала сама, всегда находила те или иные статьи Розова, к которым периодически добавлялись работы некоторых других представителей советской философии. Складывалось впечатление, что советскую научную философию она и считает подлинной.

Неоднократно между мной и Красновой на лекциях происходили очень жёсткие споры, после которых, как правило, каждый оставался при своём мнении. Однако, несмотря на эти споры, она достаточно хорошо ко мне относилась и высоко ценила мою преданность философии и стремление к бескорыстному поиску истины.

Наибольшего накала, пожалуй, достиг следующий спор. Когда шло изучение предмета «Философия и методология науки», то мне было поручено сделать доклад по статье Ю. А. Шрейдера «Теория познания и феномен науки» 3 3 Статья из сборника «Гносеология в системе философского мировоззрения» вышедшего в 1983 году в издательстве «Наука». . Я прочёл доклад, и после этого Краснова просто разразилась гневом: она говорила, что я Шрейдера неправильно истолковал, что он не мог такого написать… Что же вызвало её гнев? Положение, что гносеолог может что-то советовать и даже указывать учёному. Шрейдер говорит, что учёный не осознаёт свою зависимость от предрассудков, которые входят как составная часть в научную парадигму. Учёный видит ситуацию изнутри науки, а гносеолог – снаружи, и благодаря этому может говорить учёному, что его «подзорная труба», через которую он привык изучать мир, на самом деле даёт искажения. При этом я, изучая статью Шрейдера, постоянно сравнивал всё это с научной психологией, которая наивно считает, что раз ввела в свою науку эксперимент, то уже одним этим стала подобна естествознанию. Но ведь физика ставит свои эксперименты, чтобы подтвердить или опровергнуть то или иное положение теории, экспериментальная же психология вообще обходится без теории… Краснова после моего выступления прервала дальнейшие доклады, которые должны были последовать за моим, и стала объяснять специфику методологической деятельности, опираясь, вполне ожидаемо, на понимание этой специфики М. А. Розовым. Она говорила, что учёный, наталкиваясь на недостаточность используемого метода, обращается не к гносеологу, а к другим научным дисциплинам и пробует переносить их методы на свою науку, пытаясь достичь этим положительного результата. Философ же лишь только обобщает эти положительные результаты, и к этому обобщению учёный также может обращаться как к «теоретической базе методологического мышления». Я с этим не соглашался, имея перед глазами пример научной психологии. Да, учёный может обращаться к этой базе, а что если он к ней не обращается, если под влиянием предрассудков ничего не желает слышать о философии? Гносеолог видит методологические ошибки учёного, понимает, что тот идёт неверным путём, но должен молчать об этом, дожидаясь, когда учёный сам до этого дойдёт?! Научная психология уже целый век идёт по пути, который не принёс никаких результатов. Некоторые психологи (например, П. Я. Гальперин 4 4 См. Гальперин П. Я. «Введение в психологию» гл. 1, §1. ) поднимали этот вопрос, но к гносеологии всё же так никто и не обращался. И гносеолог здесь должен занимать позицию невмешательства?.. Краснова сказала, что перечитает заново статью Шрейдера и на следующем занятии объяснит, в чём я был не прав, и что неправильно понял. Однако, придя на следующее занятие, она была вынуждена констатировать, что я всё же правильно истолковал Шрейдера, и критика теперь уже была направлена в его адрес…