Яков Цветов - Синие берега

Андрей с ужасом смотрел на медлительные стрелки часов, будто все злое и беспощадное исходит от них.

Валерик вывел Андрея из состояния, в котором надежда сменялась чувством неуверенности.

- Вот она, каска ваша, товарищ лейтенант. Вы на голову ее, товарищ лейтенант, - с ребячьей покровительностью произнес Валерик. И протянул Андрею каску.

Андрей машинально взял ее, надел. Ремешки, не подвязанные, болтались у подбородка.

- А ты в блиндаж давай, - рассеянно бросил Андрей. - Посиди с девчонкой. Успокой. Душа у нее, поди, в пятки ушла.

- А если и ушла, товарищ лейтенант, ваш Валерик мне не утешение. Оказывается, Мария стояла в траншее и Андрей не видел ее. - Не скажете, где Данила? Саша где?

- Что за дурацкие вопросы! - неожиданно для себя взорвался Андрей. Оттого, наверное, что нервы напряжены. - Доложить тебе или как?..

- Извините, лейтенант, - перепуганный голос девушки. В нем слышалась слеза.

"Вот еще на мою голову! С девчонкой возись..."

- Марш в блиндаж, - приказал Андрей уже менее раздраженно. - И ты, Валерик. Понадобишься, крикну.

- Нечего мне в блиндаже делать, - поймал Валерик нетвердую интонацию в голосе ротного. - И не гоните, товарищ лейтенант.

Валерик проговорил это так простодушно и просительно, что Андрей махнул рукой:

- И шут с тобой, - сказал мягко, почти ласково. - Пропадешь...

И забыл о нем.

Что там, на шоссе? - тревожился Андрей. Он связался с третьим взводом.

- Как у тебя, Володя? Стрельба, говоришь, на шоссе? Держись! Держись! Смотри, противник не должен продвинуться к переправе. Держись, Володя!..

У Андрея такое чувство, будто все в жизни - это гремящие вблизи разрывы, гул моторов, скрежет гусениц, покрасневшее над рощей и холмом небо, трава, горевшая на лугу... Это и был сейчас весь мир, ничего другого не было, только это, остальное просто не существовало. И когда уши Андрея заложил оглушающий удар, потом еще два таких же, или три, четыре, пять, и глаза ослепил яростный свет, на который, как на солнце, нельзя было смотреть, - ничего уже не добавилось.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Семен задыхался. Он втягивал в себя воздух, но все равно дышать было трудно. С автоматом наперевес, с двумя гранатами на поясе несся он по шоссе. Чуть не свалился, наскочив на выбоину, выровнял движение и снова кинулся вперед. Стрельба слышалась уже совершенно отчетливо, отрывистая, гулкая, будто стреляли прямо в него.

А до окопов отделений, выдвинутых к повороту по обе стороны шоссе, еще далеко, очень далеко. "Метров триста - не меньше, даже четыреста. Или метры перестали быть метрами? - удивлялся Семен. - До чего разные представления о расстоянии в мирное время и на войне". Он уже не раз поражался этому несоответствию.

На переправе, знал он, сбились, опережая друг друга, грузовики, тягачи с орудиями, легковые машины - все торопились: на тот берег. А тут вот эта чертова стрельба! "И немцы рвутся к переправе, - соображал он на бегу. - Какие силы бросил противник? Да какие б ни бросил, круто нам придется. Здесь, у поворота дороги, уже заваривается. Ну что два отделения, неполные? Все, что было. Одно отделение, тоже неполное, осталось у переправы, с Володей. Ему взрывать..."

Семен уловил по левую сторону шоссе ожесточенные голоса. "Третье отделение, - мелькнуло в голове. - Слева окопалось третье отделение Поздняева. Второе держит оборону справа, подальше от шоссе".

Он услышал какой-то перепуганный топот. Его осенила недобрая догадка: кто-то убегал из-под огня? Фигура бегущего смутно проступала в темноте.

- Стой!

Семен бросился наперерез.

- Стой бежать! Солдаты не бегут! Стой, говорю! Застрелю!!

Тот, кого останавливал Семен, ничего не мог произнести, он запаленно дышал.

- Боишься?

- Боюсь, товарищ начальник! - откровенно простучали зубы бежавшего. Лицо его скрывала темнота.

- Трус!

- Ноги побежали, товарищ начальник...

- Ты что, не хозяин своим ногам? Вздумали и побежали? - выкрикнул Семен. - Хозяин ты своим ногам или нет? Обратно! - гневно толкнул бойца в спину. - Фамилия?

- Моя? - не сразу откликнулся мрак. - Шишарев, Шишарев...

Меньше минуты задержался Семен, а показалось долго, очень долго. Семен и боец, не видя друг друга, бежали рядом.

- На войне - бойся не бойся, а убей. Или тебя убьют. - Семен бежал, бежал и тот, другой, слышал он. - Сукин ты сын, Шишарев. Тебя расстрелять следует...

- Шишарев, Шишарев я... - потерянно бормотал боец, словно то, что он Шишарев, должно было все объяснить и оправдать.

Они задыхались от бега.

Несколько метров оставалось до отделения, усиленного бойцами, что пригнали лодки к переправе. Отделение окопалось за левым кюветом.

- Свои! - предупреждающе крикнул Семен и прыгнул в окоп, накрыв кого-то. Но тот, на кого свалился, не расслышав или не сообразив в запале, в чем дело, резко вывернулся и схватил его за горло.

- Пусти... ч-черт!.. - задохнувшись, выговорил Семен. - Политрука задавишь.

- Виноват, товарищ политрук. Думал, фрицы обошли.

- Отделенного! - во весь голос крикнул Семен.

По цепи пошло:

- ...лен-ного-о!..

Отделенный оказался поблизости.

- Ребята на правой стороне как? Держатся? - спросил Семен. - Там же второе отделение?

- Правая-то и колотит по нас... - удивляясь, сказал отделенный.

- Странно...

Отделенного и Семена пронзило: немцы смяли отделение, занимавшее оборону справа от шоссе. И, словно в подтвержденье, оттуда грянул автоматный стук.

Твердое уханье винтовок в ответ.

Немцы залегли, это можно было понять по тому, как они отстреливались - автоматные очереди стелились низко, совсем низко. Дрогнули, значит? Значит, не так уж и много немцев, раз отделение привалило их к земле, - мелькнула у Семена догадка. Догадка эта принесла облегчение, завладела всем его существом, пропало тягостное, напряженное чувство. Он даже подумал о том, что надо отогнать немцев от шоссе, чтоб дать дорогу машинам, выбиравшимся из города. Мысль эта держалась в голове, не уходила, становилась тверже, определенней. Ну что лежать? Все же кинуться через шоссе не решался. "Может, ждут немцы чего-то. Подкрепления?"

С бруствера шпарил по немцам пулемет - длинная очередь, короткая, пауза и снова очередь. "Лежать так - ничего хорошего, - продолжал Семен размышлять. - Кончатся боеприпасы в этой пустой трескотне, и накроют нас. В темноте как: попадешь - не попадешь. Ничего не дает такая стрельба. Пугать немцев нет смысла. Надо решаться. Немец удара боится. Прет, когда перед ним драпают. Вот и сейчас, залегли ведь..." И убежденность, что надо подняться и отодвинуть немцев от шоссе, все нарастала, подавляя сомненье, неуверенность.

- Слышите, политрук? - прервал отделенный его размышления.

- Слышу, ну. Немец бьет.

- Слушайте, слушайте. Вот!..

- Что - вот? - не понимал Семен, чего добивается от него отделенный Поздняев.